Роза Вайншток решила, что не будет большой беды, если она немного задержится: мало ли что понадобится ребе и его гостю. Сидеть в присутствии ребе она себе не позволяла, но почему бы не постоять?
– Сегодня я хотел бы поговорить с вами о кошерности пресловутой свиньи. Вы знаете, что моя точка зрения по этому важнейшему вопросу отличается от той, которую мы, евреи, считаем традиционной и которой придерживаемся уже в течении…
– Сразу – неуважение к Торе, с которого и начинается отступничество, – забормотал Залкинд. – Я об этом тысячу раз говорил, ребе, но вы меня не слушали…
Роза чуть подвинулась – да так неудачно, что с хлипкой книжной полочки упал антикварный том «Путеводителя по миру каббалы» и съездил корешком по сгорбленной спине рыжего нахала. Тот закрыл голову руками и повалился на пол.
– Что? Что случилось? Шахиды? – забеспокоился ребе.
– Нет, просто полку пора прибить покрепче, – вздохнула Роза. – Извините, пожалуйста, у нас тут очень тесно, – несколько суше, чем следовало, сказала она Меиру, который лежал на полу и шептал молитвы.
– Сначала напомним общеизвестное, – вещал тем временем Копчик. – Свинья, хазер, является, в некотором смысле, классическим примером некошерного животного. Интересно отметить, что в Торе такого исключительного выделения именно свиньи в ряду прочих некошерных тварей нет. Она упомянута в Книге Левит и Второзаконии среди запрещённых: у неё раздвоенное копыто, но она не жуёт жвачку. В этом смысле она противоположна, скажем, зайцу, запрещённому по обратной причине – он жуёт жвачку, но не имеет раздвоенных копыт. Тем не менее, именно свинина, а не, скажем, зайчатина, стала символом сил, противостоящих еврейству, и символом кашрута вообще. В частности, поэтому, в отличие от других нечистых животных, которых запрещено только употреблять в пищу, свинью нельзя использовать ни в каком виде, за исключением щетины, по поводу чего до сих пор ведутся споры…
– Во-первых, если уж говорить о символизме, то силы, противостоящие еврейству, символизируются конём, об этом писал Шмулевич… – опять понёс своё Залкинд, пытаясь стряхнуть сор, прилипший к рукаву.
– Молодой человек! Достопочтенный рав Шмулевич говорил это совершенно в ином смысле! – не выдержал Лайтман.
Перебранка продолжалась, впрочем, недолго – как раз подоспела рекламная пауза. Когда физиономия ребе Копчика сменилась изображением аппетитного на вид, и совершенно кошерного гамбургера с овощами из Натании и эйлатским майонезом, Меир, как обычно, бросился в уборную, а ребе, как обычно, прочёл Розе краткое наставление о том, насколько отвратительно и недопустимо перебивать религиозную передачу коммерческими предложениями. Роза, как обычно, прослушала нотацию, отметив про себя, что с каждым годом эта речь получается у ребе всё лучше и лучше. Ещё немного, решила она, и её можно будет записывать для телевизора. Надо будет договориться с ребе, а ребе не любит съёмок. Потом пригласить съёмочную бригаду, это тоже очень сложное дело – телевизионщики такие наглые, и почти ничего не соблюдают, для них, если что, и суббота не суббота – и это тоже нужно как-то урегулировать заранее. Потом, наконец, очень важно, чтобы съёмки велись подходящим телеканалом, тот же «Мир традиции» ребе не одобряет, хотя смотрит постоянно, а вот «Еврейский час» он не смотрит вообще, потому что во всём с ними согласен и там нет ничего интересного… Сколько хлопот, сколько проблем. Ничего, на то Всевышний и дал ей светлую еврейскую голову…
За этими размышлениями Роза Вайншток благополучно пропустила мимо ушей не только окончание речи ребе, но и возобновление передачи.
– В талмудическую эпоху вместо слова «свинья» часто употребляли эвфемизм давар ашер, «другая вещь», то есть нечто настолько непристойное, что даже самое его имя не следует произносить, – разглагольствовал рабби Копчик. – В Талмуде свинью обозначали как… – дальше посыпались цитаты и ссылки, которые старуха, как обычно, проигнорировала: не её ума дело.
Залкинд после посещения отхожего места несколько попритих и почти не высовывался – только один раз, когда рабби Копчик стал цитировать свидетельства о декрете Антиоха Эпифана, принуждающим евреев приносить свинью в жертву, назвал его слова «невежестенными домыслами», но Лайтман даже не отреагировал.
– И тем не менее, – продолжал рабби Копчик, эффектно взмахнув рукой с микрофоном, – в то же самое время в среде каббалистов развивались учения о том, что свинья вовсе не является отвратительной, а свинина чрезвычайно вкусна, и что евреи, отказываясь от свинины, делают это исключительно из послушания Всевышнему. Элиэзар бен Азария специально оговаривался, что еврей должен думать, что свинину он ел бы с удовольствием, и лишь прямой запрет Всевышнего…