— Боюсь, все кончено.
Их глаза встретились, и О'Доннел вдруг почувствовал, как его заливает горячая волна гнева. Сорвав маску и перчатки, он швырнул их на пол.
— Если я кому-нибудь понадоблюсь, я у доктора Пирсона, — сказал он и вышел из операционной.
Глава 21
В кабинете Пирсона раздался резкий телефонный звонок. Патологоанатом вздрогнул, протянул руку к трубке, но так и не решился ее снять.
— Лучше вы, — тихо сказал он Коулмену.
Коулмен подошел к телефону.
Лицо его оставалось бесстрастным, пока он слушал.
— Благодарю вас, — наконец сказал он и повесил трубку. Посмотрев в глаза Пирсону, он тихо произнес:
— Малыш умер.
Пирсон молча принял это известие. Ссутулившись в кресле, с глубокими тенями под глазами, он казался очень старым и больным.
— Я, пожалуй, пойду в лабораторию. Кто-то должен сообщить Джону, — сказал Коулмен.
И, не дождавшись ответа, оставил Пирсона одного, воплощение немощи и отчаяния.
Джон Александер был один в лаборатории. Он даже не повернулся, услышав медленные шаги Коулмена.
— Все?.. — с усилием произнес он. Коулмен положил ему руку на плечо.
— Да, Джон. Он умер. Мне очень жаль.
Гнев О'Доннела, направленный против Пирсона, сменился глубоким недовольством и презрением к себе самому. Он, О'Доннел, доктор медицины, член Английского королевского и Американского обществ хирургов, главный хирург больницы Трех Графств и председатель ее больничного совета, оказался слишком занятым человеком, чтобы навести элементарный порядок в подведомственной ему больнице. Он, предпочитая от многого отворачиваться, кое на что закрывать глаза, делал вид, что все благополучно, хотя его опыт и совесть подсказывали, что все обстоит далеко не так. Он увяз в хитросплетениях закулисной игры, ужинал с Ордэном Брауном, заискивал перед Юстасом Суэйном в ожидании щедрых пожертвований старого магната, мечтая о новых, красивых зданиях для больницы, в то время как в ней самой у него под носом творилось черт знает что. Теперь больница то ли получит юстасовскую подачку, то ли нет, но цена за нее слишком высока — детский труп в операционной на четвертом этаже.
Перед дверью кабинета Пирсона О'Доннел несколько остыл и взял себя в руки. Гнев сменился усталостью. Он пропустил Дорнбергера вперед.
Пирсон продолжал сидеть в той же позе, в которой оставил его Коулмен. Взглянув на вошедших, он даже не попытался встать.
Дорнбергер заговорил первый. В его тихом голосе не было ни гнева, ни возмущения.
— Он умер, Джо. Ты, наверно, уже знаешь, — просто сказал он.
— Да, знаю, — медленно ответил Пирсон.
— Я все рассказал доктору О'Доннелу. — На мгновение Дорнбергер запнулся. — Мне очень жаль, Джо, но я не мог поступить иначе.
Пирсон вяло махнул рукой. От его былой агрессивности не осталось и следа.
— Ничего, — сказал он почти безразлично.
— Вы что-нибудь хотите сказать, Джо? — спросил О'Доннел ровным голосом.
Пирсон медленно покачал головой.
— Джо! — О'Доннелу вдруг стало трудно найти нужные слова. — Мы все можем ошибаться…
“Нет, это совсем не то, что следует говорить”, — подумал он и, собравшись с мыслями, продолжал уже твердым голосом:
— Если я доложу об этом больничному совету, вы знаете, Джо, что за этим последует. Мы можем избежать ненужных испытаний и для вас, и для нас всех, если завтра в десять часов утра вы сами подадите заявление об уходе.
— В десять, — так же безразлично повторил Пирсон, посмотрев на О'Доннела. — Хорошо, я это сделаю.
В эту минуту в кабинет поспешно вошел Гарри Томаселли. Администратор вошел, даже не постучав, и, видимо, был чем-то взволнован. Он смотрел на Пирсона и лишь потом заметил Дорнбергера и О'Доннела.
— А, Кент, хорошо, что и вы здесь. Прежде чем О'Доннел успел ему ответить, он опять повернулся к Пирсону.
— Джо, через час у меня состоится экстренное совещание всего врачебного персонала. До этого я хотел бы поговорить с вами.
— Экстренное совещание? — резко спросил О'Доннел — Что случилось?
Лицо Томаселли помрачнело.
— В больнице брюшной тиф. Доктор Чандлер доложил о двух случаях. Есть подозрения еще на четыре. Это эпидемия.
Зал совещаний был переполнен. Весть об эпидемии брюшного тифа быстро стала известна не только всему персоналу больницы, но и врачам города. Вместе с нею полз и упорный слух о падении Джо Пирсона, о его уходе в отставку. Собравшиеся шумно обсуждали обе новости, когда в зал вошли Пирсон, Томаселли и Дэвид Коулмен.
О'Доннел уже занял свое место во главе длинного стола. Не было только Чарли Дорнбергера, который также кое-кому уже сообщил о своем намерении уйти в отставку.
О'Доннел увидел входившую Люси Грэйнджер, которая приветливо улыбнулась ему. И вдруг вспомнил, что за все утро ни разу не подумал о Дениз, настолько больничные дела заполнили все его мысли. “Понравится ли Дениз то, что она все же оказалась на втором месте? — подумал он. — Сможет ли она понять и примириться? А Люси?” Ему стало как-то не по себе. Почему он всегда их сравнивает? Мысль об одной сразу же вызывала в памяти образ другой. Нет, сейчас не время для этого, пристыдил он себя. Пора начинать совещание.