— Очень сожалею. — Санитарный инспектор был непреклонен. — Мы больше не можем рисковать.
— Но закрывать пищеблок — значит закрыть больницу! — негодовал Пирсон. — Неужели вы не можете подождать до утра?
— Боюсь, что нет. — Доктор Форд был непреклонен. — Это не только мое решение. Вспышка брюшного тифа может в любую минуту распространиться на город.
На щеках Пирсона заходили желваки. Из его глубоко посаженных, покрасневших от бессонницы и усталости глаз, казалось, вот-вот хлынут слезы.
— Я никогда не думал, что доживу до такого… — почти шепотом выговорил он.
Все молча повернулись, чтобы уйти, как вдруг раздался торжествующий крик Александера:
— Есть!
— Что есть? — не понимая, резко спросил Пирсон.
— Бациллоноситель, — пояснил взволнованный Александер, указывая на пробирки, которые только что осмотрел. Пирсон почти подбежал к его столу и осмотрел ряд пробирок.
— Прочтите вслух ваши записи, — приказал он.
Александер раскрыл тетрадь.
Пирсон взял первую из десяти пробирок.
— Глюкоза, — сказал он.
— Образовалась кислота, газа нет, — прочел Александер. Пирсон кивнул. Взяв вторую пробирку, он сказал:
— Лактоза.
— Ни кислоты, ни газа, — ответил Александер.
— Верно. Дульцитол.
— Ни кислоты, ни газа, — прочел Александер.
— Сахароза.
— Ни кислоты, ни газа. — Еще одна правильная реакция на брюшнотифозные бациллы. Напряжение в лаборатории нарастало. Пирсон взял следующую пробирку.
— Маннит.
— Образовалась кислота, газа нет.
— Правильно. Мальтоза.
— Кислота есть, газа нет.
Пирсон кивнул. Шесть, осталось еще четыре.
— Ксилоза.
— Есть кислота, газа нет.
— Аравиноза.
— Должно быть так: кислота без газа, либо вообще отсутствие реакции, — прочел Александер.
— Реакции нет, — объявил Пирсон. Оставалось две пробирки.
— Рамиоза?
— Без реакции.
Пирсон посмотрел на пробирку и тихо повторил:
— Реакции нет.
Осталась последняя пробирка.
— Производство индола.
— Отрицательно, — ответил Александер и отложил тетрадь. Пирсон повернулся к присутствующим.
— Вне всякого сомнения, — сказал он, — мы нашли носителя тифа.
— Кто он? — спросил администратор. Пирсон перевернул чашку Петри и прочел:
— Номер семьдесят два.
Коулмен пробежал глазами регистрационный журнал:
— Шарлотта Бэрджес.
— Я ее знаю! — воскликнула миссис Строуган. — Она стоит на раздаче!
Как бы по команде все взглянули на часы. Было семь минут шестого.
— Ужин! — крикнула миссис Строуган. — Начинается раздача ужина!
— Скорее в столовую! — промолвил Томаселли и первым бросился к двери.
Сестра Пэнфилд собиралась войти в кафетерий, когда в коридоре увидела группу людей, среди которых узнала администратора Томаселли, главного хирурга больницы О'Доннела и диетсестру миссис Строуган.
Они быстро вошли в кухню через служебную дверь.
Заметив сестру Пэнфилд, О'Доннел попросил ее присоединиться к ним.
Все произошло очень быстро. Миссис Бэрджес, пожилая женщина, обслуживавшая обедающих на раздаче, через несколько минут уже сидела в кабинете миссис Строуган, расположенном в самом конце кафетерия.
О'Доннел как можно спокойнее разъяснил ей все, а сестре Пэнфилд отдал распоряжения отвести больную в изолятор, запретив ей какие-либо контакты.
Сестра Пэнфилд увела испуганную женщину.
— Что с ней будет, доктор? — спросила О'Доннела расстроенная миссис Строуган.
— Мы будем ее лечить, вот и все, — ответил О'Доннел. — Она будет в изоляторе, ее будут обследовать терапевты. Иногда у носителей брюшного тифа бывает поражен желчный пузырь, в таком случае ей, возможно, понадобится операция. Разумеется, все, кто с ней общался, будут взяты под наблюдение. Об этом позаботится доктор Чандлер.
Уже из кабинета диетсестры Томаселли по телефону отменял перевозку и выписку больных, за исключением тех, кто так или иначе подлежал выписке. Отдав распоряжения, администратор облегченно улыбнулся О'Доннелу. И в заключение крикнул в трубку:
— Скажите им всем, что больница Трех Графств не закрывается!
Томаселли положил трубку и с благодарностью принял из рук миссис Строуган чашку горячего кофе.
— Кстати, миссис Строуган, — промолвил он, — я не имел возможности сообщить вам раньше: на днях вы все-таки получите ваши новые посудомоечные машины.
Глава 24
В огромной мрачной прихожей лакей принял от О'Доннела пальто и шляпу. Что заставляет людей богатых и независимых жить в этих угрюмых стенах, подумал О'Доннел, оглядываясь вокруг. Хотя такому человеку, как Юстас Суэйн, эти темные панели, оленьи рога, тяжелый мрамор стен напоминают о собственном величии и создают, должно быть, иллюзию феодальной власти.
Что станет с этим домом, когда умрет его владелец? Скорее всего здесь откроют музей или художественную галерею или он просто будет стоять, пустой и заброшенный, как многие подобные здания. О'Доннел подумал, что в этих стенах прошло детство Дениз. Была ли она счастлива здесь?..
— Мистер Суэйн немного устал сегодня, сэр, — прервал его раздумья лакей, — он просил узнать, не возражаете ли вы, если он примет вас в спальне?