Итак, диагноз все же оказался неправильным. Несмотря на внешнее спокойствие Бартлета, Люси знала, что он испытывает сейчас.
О'Доннел попросил Пирсона доложить о результатах вскрытия.
Порывшись в своих бумагах, Пирсон наконец извлек нужную. Быстро окинув взглядом сидевших за столом, он сказал:
— Как уже доложил нам доктор Бартлет, прободной язвы желудка не было. В брюшной полости мы не нашли изменений. — Он сделал паузу, как бы готовя присутствующих к тому, что должно прозвучать для них как взрыв бомбы, а затем продолжил:
— Это была начальная стадия пневмонии, отсюда и боли.
Люси вспомнилось, что в подобных случаях симптомы бывают схожими.
— Кто хочет высказаться? — спросил О'Доннел. Воцарилось неловкое молчание. Была допущена ошибка, и все же ошибка объяснимая. Большинство из присутствующих сознавали, что каждый мог бы действовать, как Бартлет. Билл Руфус заговорил первым:
— При подобных симптомах, я считаю, пробная лапаротомия бывает оправданной.
Пирсон только этого и ждал.
— Как сказать! Нам всем хорошо известно, что доктор Бартлет редко видит выше живота. — А затем в полной тишине спросил, обратившись прямо к Бартлету:
— А вы хотя бы выслушали больного?
Само замечание и вопрос были непозволительны по форме и тону. Даже если действия Бартлета и заслуживали самой резкой критики, это должен был сделать О'Доннел, а отнюдь не Пирсон и, разумеется, не в присутствии всех. Бартлет не был безответственным врачом. Те, кто работал с ним, знали, что он добросовестно относится к своим обязанностям и порой даже излишне осторожен. В данном же случае он был поставлен перед необходимостью принять немедленное решение.
Краска бросилась в лицо Бартлету, он резко отодвинул стул и встал.
— Разумеется, я выслушал больного. Я уже сказал, что состояние не позволяло подвергать его рентгеноскопии, но даже если бы и можно было это сделать…
— Джентльмены, прошу вас, — попытался было вмешаться О'Доннел, но Бартлета уже невозможно было остановить.
— Все мы задним умом крепки. Вы это хотите сказать, доктор Пирсон? Что ж, сам мистер Пирсон не раз служил тому примером.
На другом конце стола доктор Чарли Дорнбергер попытался было что-то сказать в защиту Пирсона.
— Он ваш друг, — сердито оборвал его Бартлет. — И к тому же не питает чувства кровной мести к акушерам.
— Ну это уж слишком, господа! Я прошу вас… — О'Доннел постучал председательским молоточком по столу. Его атлетическая фигура с воинственно расправленными плечами возвышалась над столом. — Доктор Бартлет, садитесь на свое место!
О'Доннел внутренне негодовал и не мог скрыть этого. Джо Пирсон не имел права срывать совещание. О'Доннел понимал, что теперь не может быть и речи о спокойном и объективном разборе и он должен будет попросту закрыть совещание. Он с трудом сдержался, чтобы не отчитать Пирсона прямо тут же. Но он понимал, что это лишь усугубит и без того трудное положение.
О'Доннел сам считал, что Бартлет заслуживает строгого разбора и критики. Но ошибку можно было бы обсудить спокойно и объективно. Но теперь поздно. Если О'Доннел на этой стадии поднимет все вопросы так, как он предполагал сделать, получится, что он поддерживает Пирсона. Разумеется, с Бартлетом он поговорит наедине, но возможность полезного открытого обсуждения упущена. Черт бы побрал этого Джо Пирсона!
— Думаю, всем ясно, что повторения подобных ошибок не должно быть. Хочу заметить, что наши конференции созываются не для препирательств и сведения счетов. — О'Доннел посмотрел на Пирсона и Бартлета. — Переходим к разбору следующего случая.
Конференция рассмотрела еще четыре случая, не вызвавших дискуссий, и Люси подумала о том, как вспышки антагонизма вредят работе.
Люси казалось, что Пирсон нередко основывает свои суждения на личной неприязни. Сегодня жертвой стал Гил Бартлет, опытный хирург, успешно оперировавший больных в случаях, которые ранее считались неоперабельными.
Пирсон хорошо знал это. Почему же такое недоброжелательство? Может быть, он завидует Бартлету? В свои сорок лет Бартлет достиг многого, чего не удалось достичь Пирсону, он был известен, имел обширную практику в городе. Специальность же патологоанатома, чрезвычайно важная и необходимая, в общем-то малопопулярна и славы не приносит. Многие считают ее чем-то вроде лаборанта, даже и не подозревая, что должность требует высшего медицинского образования и многих лет практики.
Могли здесь играть роль и деньги. Гил Бартлет, помимо всего, консультировал и получал от больных гонорары, а Пирсон был штатным работником больницы и жил на одно жалованье. При такой постановке дела любой начинающий хирург мог зарабатывать вдвое больше опытного патологоанатома. Кто-то как-то съязвил, что хирург получает пятьсот долларов за удаление опухоли, в то время как патологоанатом — пять долларов за исследование этой опухоли, диагноз, рекомендацию дальнейшего лечения и прогноз течения болезни.
Люси была в хороших отношениях с Пирсоном, ей даже казалось, что он симпатизирует ей, да и она сама ничего не имела против старика. Он охотно консультировал ее больных, когда она к нему обращалась, и это очень помогало ей в работе.