— А это что?
Льюи наслаждался мелькавшими картинками, обняв ладонями кружку «Сиськи наголо» с чаем, хотя вряд ли дегустаторы Восточно-Индийской компании признали бы эту вязкую темную жидкость за чай, и жадно рассматривая бюсты всех проходивших мимо женщин в возрасте от семнадцати до шестидесяти.
— Значит, Потрошитель добрался до бедняги Милроя.
Первая половина кремационного свидетельства заполнялась дежурным врачом, присутствовавшим при кончине того или иного бедолаги. Как правило, дежурными были начинающие медики, что приводило к неразберихе в формулировках, и это конкретное свидетельство ничем не отличалось от предыдущих. Поэтому Айзенменгеру постоянно приходилось преодолевать в себе изумление от того, что интеллигентные люди могут проявлять такую глупость.
— Значит, насколько я понимаю, Мартин Пендред просто убирает тех, кто ему каким бы то ни было образом досадил, — заметил он.
Льюи рассмеялся:
— Ну, у Милроя были все возможности ему досадить. Он же на всех плевал.
— Да, характер у него был несносный…
Льюи оторвал взгляд от бюста восьмого размера и устало пояснил:
— Я же говорил вам, что он был редкостной скотиной. Вообразил себе, что его все ненавидят, и сам возненавидел весь мир. Он ненавидел вас, меня, да каждого встречного.
— Неужто он был настолько неприятным человеком? — с деланым недоверием осведомился Айзенменгер.
Льюи чуть не расхохотался.
— А то нет! После того как его жена решила, что у его друга член больше, его волновало только одно — как бы отомстить этому миру, который так плохо с ним обошелся. А на кого изливать свою злость, ему было совершенно все равно. Если бы вы здесь поработали подольше, он и за вас взялся бы.
— Но я думал, что уж доктор Людвиг ничем не заслужил его ненависти. — На взгляд Айзенменгера, тот в наименьшей степени мог вызвать неприязнь Уилсона Милроя.
Льюи пожал плечами:
— У Людвига и без Милроя жизнь не сахар. Если то, что говорят, правда, ему остались считаные дни.
— То есть?
Льюи стряхнул с печенья заварной крем.
— Недели не проходит, чтобы он чего-нибудь не напортачил. Когда он удосуживается спуститься сюда, мне его приходится водить чуть ли не за руку, указывая то на легочную эмболию, то на перитонит, которые он норовит пропустить.
— Значит, о нем никто не будет особенно сожалеть?
Льюи доел печенье.
— Я, по крайней мере, нет. Старый говнюк никогда не платил мне за свои кремации.
— Не волнуйся, — пообещал Айзенменгер, уловив намек. — Я прослежу за тем, чтобы твои труды были оплачены.
Льюи кивнул с довольным видом.
— И я не могу себе представить, чтобы у Милроя были какие-нибудь разногласия с Викторией Бенс-Джонс, — добавил Айзенменгер, когда Льюи уже вставал из-за стола.
Льюи снова уставился на вереницу женщин, не подозревавших о том, что он за ними наблюдает.
— Напрасно, — пробормотал он и, обернувшись, посмотрел на Айзенменгера. — Более того, он ненавидел ее больше всех.
— Правда?
— Да. И по какой-то неизвестной мне причине делал все возможное, чтобы ее уничтожить.
Фишер заказал за свой счет последний круг выпивки, и поэтому коллеги были настроены к нему вполне благосклонно, а это означало, что в течение некоторого времени они не будут над ним издеваться и поносить его. Кларк выглядела еще более мужеподобной, чем обычно, — Кули вообще утверждал, что она мужчина и что он видел ее в душевой в спортивном клубе и у нее был член размером с руку младенца; Ньюману оставалось всего несколько шагов до того, чтобы окончательно вырубиться. Было семь часов вечера, они закончили работу, а полицейские в свободное от работы время предпочитали не утруждать себя изысканными развлечениями.
— Ну и корова же ты, Мэнди, — в категоричной манере заметил Ньюман.
Кларк уже давно привыкла к подобным высказываниям в свой адрес, особенно из уст Ньюмана, который считал себя дамским угодником и до сих пор не мог забыть случая, как она публично его унизила, вылив ему на брюки пинту пива и обозвав «сосунком», когда он попытался применить по отношению к ней свои обычные приемчики соблазнения.
— Да заебись, Колин, — ответила она с нежной улыбкой. — С тобой все равно ни одна нормальная баба не пойдет.
Ньюман уже опустошил полкружки.
— С этим у меня нет проблем, — хвастливо заявил он. — На этот вечер у меня уже все расписано.
— И кто же она? — ехидно осведомилась Кларк.
— Триш Коплик, — чуть помедлив, ответил он. Мэнди это показалось настолько смешным, что она пролила пиво на покорябанную столешницу.
— Триш? — взвизгнула она так громко, что посетители, сидевшие по соседству, оглянулись. В этом пабе их хорошо знали, более того, среди присутствующих половина были полицейскими, и Мэнди Кларк пользовалась здесь дурной славой. Она залилась громким хриплым смехом. — Ты слышал, Терри? — обратилась она к Фишеру. — Триш Коплик!
— А что в этом смешного? — с некоторым испугом осведомился Ньюман, переводя взгляд на улыбавшегося Фишера. — А, Терри?
— Неудачный выбор, приятель, — пояснил Фишер в сопровождении сиплого хохота Кларк. — Триш Коплик еще большая извращенка, чем Мэнди. Они уже полгода сосут друг друга.
Брови у Ньюмана поползли вверх, и он грязно выругался.
— Не переживай, Колин, — похлопала его по руке Мэнди. — Рано или поздно повезет. Вон погляди на Терри.
Обрадовавшись, что внимание переключилось на другого, Ньюман с энтузиазмом включился в разговор:
— Вот-вот. А кто она, Терри?
— Вы ее не знаете, — чувствуя, что краснеет, ответил Фишер.
Мэнди Кларк ощущала себя совершенно непринужденно после трех пинт пива.
— Малыш Терри стесняется рассказывать о своей новой любви, — театральным шепотом сообщила она Ньюману. — Но, судя по всему, она еще та штучка — по утрам он выглядит совсем измочаленным.
Фишер занялся своим пивом, а Ньюман продолжил:
— Она служит в полиции, Терри?
А когда Фишер не ответил, Кларк и Ньюман посмотрели друг на друга с многозначительным видом и одновременно кивнули.
— А мы ее знаем? — возвращаясь к Фишеру, осведомилась Мэнди.
— Не ваше дело, — с грохотом ставя стакан на стол, откликнулся Фишер.
Оба присвистнули и с деланым ужасом отпрянули от стола.
— Какой он раздражительный, — повернулась Кларк к Ньюману.
— Это подозрительно, — кивнул Ньюман в свою очередь.
— Очень, — согласилась она.
И они снова повернулись к Фишеру, который нервничал все больше.
— А она случайно не старший офицер, Терри? — внезапно осенило Кларк.
Для Фишера это было уже слишком. Он резко встал, опрокинув стаканы, которые, к счастью, снова опустели, и вывалив содержимое пепельницы на колени Ньюману.
— Может, вы прекратите пиздеть?! — рявкнул он и вышел из затихшего паба.
Усевшись в машину, он попытался успокоиться перед предстоящим свиданием с Беверли. Он понимал, что не сможет долго скрывать их связь и с ней надо было покончить, но он был слишком слаб, чтобы решиться на это. У них был фантастический секс, и ему льстило, что его выбрала сама Беверли Уортон. Конечно, он был не настолько в нее влюблен, чтобы не понимать все привходящие обстоятельства их отношений, — в конце концов, он не был идиотом.
Беверли Уортон ожидала от этой связи не только регулярного траханья — ей нужны были сведения о расследовании Гомера. Вначале его это бесило и он отказывался делиться с ней своей информацией, но она умела убеждать. В конце концов, заявляла она, с формальной точки зрения она все еще сотрудник полиции. Поэтому у нее было моральное право знать, что происходит, а поскольку Гомер, по ее мнению, подозревал совсем не того человека, она хотела расследовать это дело самостоятельно.