Красильникова слушала замечательно. Не перебивала, не переспрашивала, ловила суть с полуслова, а если вставляла реплики, то они были исключительно по делу.
— И вот теперь я тут, а он там.
— И, боюсь, такая мизансцена сохранится надолго, если не случится чуда, — грустно заметила Красильникова. — Ведь, по сути дела, у вас на него ничего нет.
— Ничего, — кивнула Клавдия. — А чудес не бывает.
— Чудеса бывают, — сказала Красильникова задумчиво, — но не у нас. Вернее, у нас они тоже случаются, но злые, очень злые чудеса.
Так и не заметили, что наступил вечер, а это автоматически означало, что пришло время ужина.
На этот раз Клавдия все съела подчистую.
— Прогресс, — улыбнулась Красильникова. — У других на адаптацию уходят недели. Но вы, вероятно, оптимистка.
— Жизнь продолжается, — сказала Клавдия. — Извините за банальность.
— А вы заметили, что самые главные мысли уже давно стали банальными?
В десять легли спать.
Клавдия думала, что мысли ее замучают. Что она будет ворочаться и вздыхать, что сон придет тонкий и нервный. Ничего подобного. Только легла на жесткую койку, как все куда-то поплыло, растаяло и обволокло теплотой.
Приснился Федор.
Почему-то они собирались в гости.
Федор за всю свою жизнь так и не научился повязывать галстук. Это было святой обязанностью Клавдии. Но обязанность эта была мучительной. Единственное украшение Федор выбирал придирчиво и даже капризно. Но и не в этом дело. Узел, который вязала Клавдия, не нравился Федору по определению. То он был слишком узок, то слишком широк, то кособокий, то невозможно симметричный. Удачно завязанные галстуки Клавдия умоляла Федора не развязывать. Но тот был в этом вопросе какой-то сноб. Он требовал, чтобы галстук был свежезавязанным.
Во сне он выбрал черный галстук, и начались Клавдины мучения. Он все бегал к зеркалу и кричал:
— Ты из меня урода хочешь сделать?!
Наконец ему это надоело, он приладил галстук Клавдии и подвел ее к зеркалу:
— Ну вот, посмотри, посмотри, нравится?
Галстук был холодный и скользкий. Клавдия почему-то хихикала. А Федор злился.
— Прекрати! Ты надо мной издеваешься?
И все теребил галстук у нее на шее.
А Клавдия хохотала все громче и громче, пока Федор не стал говорить:
— Тихо, тихо, тихо… — и стягивал галстук все туже и туже.
Только когда дышать уже было невозможно, Клавдия вскрикнула и открыла глаза.
— Тихо, тихо, тихо, — просила ее Красильникова шепотом.
Клавдия попыталась дернуться, но та коленями наступила на ее руки. И все стягивала и стягивала что-то холодное и скользкое на ее шее.
— Не дергайся, девочка, — просила она, — тихо.
Клавдия не могла закричать, она только била ногами по койке, чувствуя, что легкие сейчас взорвутся.
Уже черные и красные круги попеременно поплыли перед глазами, уже она захрипела, когда что-то громко щелкнуло, и захват на ее шее ослаб.
Клавдия хотела просто выдохнуть, а получилось, что выхаркнула из себя весь ужин прямо в лицо актрисе.
Та непроизвольно отшатнулась, и этого Клавдии было достаточно. Она головой ударила Красильникову в подбородок, та охнула и свалилась на пол.
Клавдия с трудом поднялась на ноги, колени противно дрожали, она не устояла, опустилась на четвереньки.
Так и доползла до двери, перевалившись через мычащую на полу актрису.
Она стучала недолго.
Когда выводной распахнул дверь, Клавдия выпала в коридор.
И дальше — темнота…
ГЛАВА 10
Малютов встретил Ирину возле подъезда.
— Здесь поговорим, дома неудобно, — сказал он, усаживаясь на скамейку. — Ну что у тебя там стряслось?
— Пока результатов никаких. Мы задержали подругу Кожиной, но она ничего не скажет.
— Даже если надавить?
— Да мы и надавили. Но, впрочем, еще попробуем.
— Ясно. Это дело, Ирочка, спешное. Это надо сделать еще вчера.
— Я по другому поводу.
— Да…
— Денщик мой, Старков, он кто, откуда?
— Он свой человек, — неохотно ответил Малютов.
— А подробнее можно?
— Зачем тебе подробнее?
— Владимир Иванович, я за него замуж не собираюсь, но я должна знать, с кем, так сказать, иду в разведку. Так откуда он приплыл?