Много времени потребовалось ему, чтобы заснуть.
Случилось так, что он утратил душу – не фигурально, а в буквальном смысле. Он был гораздо моложе и добровольно вызывался производить сканирование умирающих. Это часто было необходимо в случаях с жертвами жестоких преступлений, которые могли знать в лицо своих убийц, или со смертельно ранеными мятежниками, которые могли выдать, где скрываются их товарищи. Это было трудно и опасно – следовать за кем-либо в небытие. Большинство телепатов могли выдержать такое лишь раз. Некоторые доходили до четырех.
Он достиг восьми.
Восемь раз, и каждый раз часть его умирала с ними. В итоге, выскользнув наружу через последнюю дверь, за которую они уходили, он заглянул в свое сердце и ничего там не увидел. Ничего.
Но затем, десятилетия спустя, там появилась Кэролин, а сейчас…
Так он лежал, слушая, как Луиза поднимается по лестнице, как тихо закрывается дверь ее комнаты. Лежал и раздумывал: если человек жил достаточно долго, могла в нем народиться новая душа?
Глава 8
– Майкл, какого черта?.. – начала Лиз Хемптон-Эдгарс.
– Ш-ш-ш. Я только что убаюкал ее!
– Ох. – Лиз понизила голос до почти неслышного. – Я полагала, что она уже в постели.
– Я пытался добиться этого, но она хотела досмотреть кино. Однако не сумела. Ну-ка, помоги мне перенести ее в кровать.
Лиз кивнула, осторожно закрывая переднюю дверь в комнату.
Мэри с полуоткрытым ртом спала у него на коленях. Он взял ее на руки и поднял с дивана.
Она пошевелилась и открыла один глаз.
– Хочу досмотреть фильм, – сказала она сонно.
– Уже, – сказал он. – Ты сделала это, чемп. Теперь мы с мамулей отнесем тебя в кроватку.
– Мамуля?
– Я тут, солнышко, – Лиз подошла и чмокнула в лобик четырехлетнюю дочку. – Хорошо ли ты провела день?
– Ага. Мы играли в бейсбол. А потом пошли погулять снаружи.
– Да неужто? – голос Лиз снова опасно зазвенел.
– Эхе-хе, – сказал Гарибальди. – Разве это не должно было быть нашим маленьким секретом, спортсменка?
– Ой, да.
– Пойдем, отнесу тебя в кровать, – он перенес ее в соседнюю комнату, с постерами Red Sox; странная структура из жюфа, вещь с Минбара – подарок Деленн, вероятно, задуманный скорее для медитации, нежели для забавы ребенку; плюшевые игрушки; модели звездолетов; разбросанный по полу конструктор. Она уже была в своей пижаме, так что он уложил ее в кровать под одеяла.
– Спокойной ночи, – сказал он, целуя ее в лоб.
– Расскажи сказку.
– Мне срочно надо поговорить с мамулей.
– Ну коротенькую.
– Ну, ладно. Давным-давно жила-была маленькая девочка по имени… хм… Мэри. Она жила на горе Олимп, и однажды мамочка послала ее с тремя кредитами в магазин купить этих шведских тефтелек на обед…
– Бе-е!
– И знаешь ли, даже хотя шведские тефтельки признаны наилучшей едой в изученной вселенной, именно так и сказала маленькая девочка. Итак, когда она шла к прилавку продавца шведских тефтелек, перед ней появился пришелец странной наружности. Он был весь в черных перьях, с оранжевым клювом…
– …как Даффи Дак.
– Ага, немного похожий. Только с большими ферлами.
– Что это?
– Не перебивай папочку. И он сказал: "Эй, детка, у меня есть кое-что получше шведских тефтелей". На это маленькая девочка сказала: "И что, например? У меня всего три кредита". "Хорошо, какое совпадение, это как раз столько стоит," – сказал малый. "Это зерно бум-бу, из-за самого Предела," – и он вынул это большое черное зерно.
"Для чего оно?" – спросила она.
"Ну, ты просто сажаешь его снаружи, и оно принесет тебе славу и удачу". Вот, маленькой девочке понравилось, как это звучит, и она отдала ему три кредита. Ее мама очень рассердилась, когда она не принесла домой тефтели, потому как мамы всегда сердятся, когда…
Лиз кашлянула позади него.
– Конечно, ее папа тоже рассердился, – быстро добавил он. – Потому что маленьким девочкам полагается делать то, что им велят их родители. Они отправили ее спать без ужина, в наказание. А она открыла шлюз и посадила зерно, а на следующее утро выросло это гигантское растение бум-бу, вытянувшееся так высоко в небо, что достало до самого Фобоса…
Он как раз привел "маленькую девочку" в сад лентяев-гигантов, когда дыхание Мэри выровнялось. Убедившись, что она уснула, он остановился, вновь поцеловав ее в лобик. Лиз подошла и тоже поцеловала ее.
– Не прелестна ли она? – прошептал он. – Я представить себе не мог…
– Да. А ты с нею так добр. Я не могла себе представить.
Они постояли, молча глядя на ребенка, пока она не потянула его за руку.
– Пойдем. Нужно поговорить.
– Прежде всего, я думала, что мы согласились не предпринимать экскурсий наружу, пока она не станет старше.
– Но Лиз, ей хотелось. Она канючила целый день. И это же Марс – детям как можно раньше нужно научиться вести себя снаружи. Что, если будет поврежден купол?
– Повреждение скафандра в тысячу раз более вероятно, – она поморщилась. – Я знаю, что ты прав. Но это так опасно.
– Я осторожен. Ты знаешь, я не допущу, чтобы с ней что-нибудь случилось.
Она кивнула и сжала его руку.
– Ладно. Мы обсудим это позже. Сейчас я хочу поговорить вот о чем, – она открыла свой электронный блокнот и подняла так, что он мог видеть дисплей.
– О, да-да. Я собирался рассказать тебе об этом.
– Было бы лучше, если бы ты рассказал мне заранее. Мы намеревались вместе принимать решения, подобные этому.
– Да, Лиз, знаю, но…
– Я хочу сказать, что не понимаю этого. На это зелье выписано менее двухсот рецептов. Себестоимость его производства вчетверо выше, чем за него платят потребители, даже с учетом субсидий. Для Тао-Джонсона это был убыток – они не производили бы его, если бы не были обязаны, если бы им посчастливилось не открывать его. Теперь мы владеем его производством, так что убытки несем мы. Тебе известно нечто, чего я не знаю? Речь идет об эпидемии, или о чем-то аналогичном?
– Нет. Но, поверь мне, это стоит затрат. Для меня – стоит. И я прошу прощения, что не поставил тебя в известность, потому что…
– Это как-то связано с Бестером, не так ли? Лекарство для телепатов. Тут прямо-таки везде так и прописано – Бестер.
– Да-с. Ты догадалась. Это одна из тех вещей, что я в тебе люблю, Лиз, ты очень догадлива.
– Нечего льстить. Я не поддамся. Объясняй.
– Этот препарат жизненно необходим ему. Лишь немногие люди во всей галактике принимают это – и я все еще не смог найти его. Где-то кого-то снабжают этим лекарством, но сам он в нем не нуждается. Препарат переправляют кому-то, а те – еще кому-то, кто посылает его в Швейцарский банк или еще куда-то. Я не знаю, как они это проделывают. Но это единственная ниточка, которая у меня есть, и она никуда меня не привела.
– Так что ты приобрел монополию на его производство.
– Да.
– Что это даст?
– Снабжение в моих руках. Я могу его прекратить.
– Майкл! Как насчет остальных, для кого это так же жизненно необходимо? Ты же не убьешь их всех лишь для того, чтобы достать Бестера! Я тебя знаю! Я знаю, ты одержим этим человеком, но…
– Нет, Лиз, успокойся. Я не собираюсь всех убивать. Но я могу заявить, что наши люди открыли возможные побочные эффекты и настоять, чтобы каждый, кто использует это средство, прошел проверку перед следующей дозой. Тогда кто-то проявится, мы его проверим, найдем, что он не болен, и поймем, что он и есть наш связник с Бестером.
– Майкл, я думала, с этим покончено. Я полагала, что после войны, всех этих смертей, судилищ…
– Это не кончено, пока Бестер не окажется там, где не сможет повредить уже никому и никогда. Это мой долг перед Шериданом, перед Литой, перед тысячами уничтоженных им. Ты ведь видела фотографии исправительных лагерей, Лиз? Видела? Я должен моей дочери мир без него. И – да – я должен это самому себе.