– Мое имя Деррик Томпсон, – представился парень.
– Приятно познакомиться, – ответил Бестер, – я Фред Тозер.
– Рад встрече, мистер Тозер. Вы местный?
Пока – ни намека на неискренность. Нужно быть более чем П12, чтобы утаить это от него.
– Вообще-то, нет, – сказал он, – я турист.
– Откуда?
– О, первоначально с Марса, но, полагаю, вы могли бы назвать меня гражданином галактики. Я путешествовал всю свою жизнь, теперь я возвращаюсь вот так, не сумев изменить привычке.
– Что привело вас на Мауи?
– О, я слыхал, что тут хороша рыба.
Деррик вежливо улыбнулся.
– А вы? Предполагаю, вы не из этих мест.
– Не-а. Земля, Канзас-Сити. Вы можете догадаться по моей форме, что я из Космофлота. Мы расквартированы здесь на базе Буэ-Атолл. В настоящий момент я в увольнительной и думал осмотреть достопримечательности.
– Вы должны быть весьма разочарованы оказаться визави со стариком вместо молоденькой девушки. А я к тому же еще и не местный.
Юноша пожал плечами.
– Девушка у меня уже есть, это сохранит меня от неприятностей. Я – гм – видел, как вы смотрели на мой Пси-значок. Телепаты вам не досаждают? Я не обижусь, если вы захотите, чтобы я куда-нибудь пересел.
– Нет, не совсем, просто… ну, я человек пожилой. Я не привык видеть этот значок на этой форме. И я не был на Земле со времен – "докризисных", не так ли это называется?
– Ага. Ну, дела теперь совсем переменились. К лучшему. До кризиса нам мало что позволялось. Например, служить в Космофлоте. Нынче мир распахнулся шире.
Официантка пришла с их едой – большой чашкой и двумя маленькими тарелками.
– Внешне похоже на вареные креветки, – сказал Эл.
– Это они и есть. Их разводят на ферме у побережья.
– Я надеялся на какое-нибудь местное блюдо.
Деррик улыбнулся.
– Желаете порцию планктона? Местная фауна вся микроскопическая. Все, достаточно большое, чтобы быть видимым, привезено откуда-то еще. Но вы найдете, что креветки приобрели необыкновенный вкус, с тех пор как кормятся местной пищей.
Эл попробовал. Это было необыкновенно, если и не совсем хорошо. Отдавало серой, будто желток вареного яйца.
Деррик улыбнулся на его мину.
– Еще немного, и привыкнете. Надолго вы остаетесь?
– Несколько дней.
– И куда дальше?
– Я вообще-то не уверен. Сымпрвизирую.
– Ну, это и есть жизнь, – он поднял бокал. – Увидеть вселенную!
Бестер поднял свой бокал. Они чокнулись и выпили.
До самой ночи Деррик и Бестер беседовали о местах, где они побывали, и вещах, которые они видели. У Бестера было больше историй, конечно, и Деррик слушал разиня рот. Бестер покупал юноше выпивку, однако сам пил свое, так что, когда через какое-то время заведение закрылось, Деррик был более чем слегка подшофе. Они вышли вместе, под предлогом поисков места, которое было бы еще открыто.
Снаружи Деррик остановился, слегка пошатываясь и глядя на звезды.
– Ни единого знакомого с-звездия, – промямлил он. – Эт-я и люблю. Как и вы, ха? Я думаю, мы одного поля ягоды.
– На самом деле, – сказал Бестер, – я не возражал бы повидать Большую Медведицу. Давненько я ее не видел.
Казалось, Деррик не обратил внимания на замечание. Они продолжали прогулку по району доков.
– В-знаете, – сказал Деррик, – должен сказать, вы кажетесь мне дико знакомым. Типа мы раньше встречались. Как это называется? "Дежа-Вы"? – Он хихикнул над собственной шуткой.
– Нет, это просто означает, что ты видел мой портрет. В действительности я – Альфред Бестер, знаменитый военный преступник.
Деррик рассмеялся на это, затем посерьезнел.
– Это не смешно, если честно. Бестер – худший из худших, все дурное из старого Пси-Корпуса… – вдруг он запнулся и расширил глаза, повернувшись, взглянуть на Бестера.
– О, блин! Это впрямь ты!
Бестер сокрушенно кивнул и "ударил" жестко и быстро, пробивая ослабленную опьянением защиту молодого человека, как если бы ее не было вовсе. Деррик вырубился, и Бестер оттащил его безвольное тело на ближайшую скамейку. Гуляющая примерно в тридцати шагах от них пара приостановилась.
– Он в порядке?
– С ним все будет хорошо. Он перебрал.
– Вы можете о нем позаботиться?
Бестер улыбнулся.
– Такова моя планида. Всю жизнь был нянькой. Однако спасибо за вашу заботу.
Пара пошла прочь, по-видимому, удовлетворившись ответом.
Когда они ушли, Бестер принялся за работу, вырезая куски памяти Деррика, содержавшие воспоминания о нем. Но он не стер их. Вместо этого он их замуровал, похоронил. Со временем воспоминания вернутся – сначала лицо Бестера, затем их беседа. И там-то, так осторожно, как мог – словно укладывая птичье яйцо на груду стеклянных осколков, он поместил сведения о конечной точке своего путешествия. Когда он убедился, что все получилось как следует, он вызвал такси и доставил Деррика в его отель.
Через неделю или около того Деррик вспомнит, что был атакован, и, как добросовестный служака, просканирует себя, так что его бравый новый Корпус сможет узнать все факты. Узнают же они, помимо всего прочего, следующее – Бестер отправился прочь из Земного сектора: наконец-то припекло. Ему было забавно думать об охотниках, уверенных, что в своем преклонном возрасте Бестер наконец-то совершил ошибку.
Довольный собой, он вернулся в дом Софи. Он все еще умел найти выход из любой ситуации. И теперь он был уверен – он справится. Опасно это или нет, он возвращается домой.
Глава 2
– О, Париж весной, – сказал Бестер, обращаясь к таксисту. Он старался, чтобы это прозвучало цинично и, возможно, у него получилось, но, к своему собственному удивлению, его чувства были иными. Это было прелестно – зеленая аллея вдоль Елисейских полей, цветение и золотой солнечный свет, небо, такое особенно синее, какое не может существовать где-либо еще на Земле и тем более на любой другой планете.
Но что делало Землю домом – это запах. На космических кораблях и станциях, как ни старались воспроизвести планетарные атмосферы, всегда пахло, как внутри консервной банки. Каждая планета имела собственный индивидуальный комплекс запахов – разнообразных специфических газов, смешанных в различных пропорциях.
Обоняние – наиболее природное и наименее рассудочное из чувств, пробуждающее более древние, чем человеческая раса, инстинкты властно, как это делают воспоминания детства. Мимолетный аромат мог воскресить к жизни любое похороненное под грузом лет воспоминание более ярко, нежели любое иное из чувств.
Да, Париж пахнет как Земля, а она – как Париж. Внезапно он снова стал пятнадцатилетним мальчишкой – видящим, ощущающим, чувствующим город через призму чувств изумления и восхищения мальчика, каким он был так давно.
Это ощущалось почти как счастье.
Таксист, однако, не проникся подобными сентиментами. Он уловил первоначальное намерение Бестера.
– А, да, весной. Когда несметные стаи придурочных птах обрушиваются на город со своими камерами и своим "как-пройти-туда-то" и своим "je-ne-comprends-pas" ("я не понимаю" (фр.) – Прим. ред.). Мое любимое время года, будьте уверены.
– Я думал, это прибыльное время года.
– Да-да. Я зашибаю денежки. Но когда мне их тратить? Когда мне наслаждаться ими? В унылые месяцы, когда сюда никто не хочет приезжать? Когда стану достаточно стар и уйду на пенсию?
– Да, вижу, вы вытянули в жизни незавидный жребий, – сказал Бестер. – Но, в конце концов, у вас есть готовая публика, чтобы изливать на нее свои страхи, когда вам это заблагорассудится.
– Обижаетесь на мое мнение? Месье, это легко поправить. Я могу высадить вас прямо здесь, у тротуара.
– Да, почему бы вам этого не сделать.
На секунду у водителя отвисла челюсть.