Словно во сне наяву Драко существовал целую неделю после объятия. Больше Грейнджер не прикасалась к нему, а он не смел вторгаться в её личное пространство самостоятельно. Проснувшись с утра в кресле с затёкшей задницей, Драко испуганно осмотрелся вокруг. Кровать Грейнджер была пуста. Он взглянул на пустой флакончик на тумбе, который, по какой-то причине, не убрали эльфы, и выдохнул. Драко хрустнул позвонками и двинулся на первый этаж.
Грейнджер не оказалось на кухне. Вызвав эльфа, Драко узнал, что она уже полчаса стояла напротив шкафа, где хранилась её палочка.
— Хочешь? — спросил Драко, стараясь сначала громко пройтись по коридору, чтобы предупредить Грейнджер о своём приближении, а затем ещё прокашлялся у двери в надежде не напугать её своим голосом.
Она отрицательно качнула головой и развернулась к нему.
— Не хочу.
Драко с трудом сглотнул, заметив, что под её водолазкой нет лифчика и соски были заметны даже невооружённым глазом. Рвано выдохнув, он несколько раз моргнул, стараясь откинуть такие мысли подальше.
— Ты завтракала? — хриплым голосом спросил он, отведя взгляд в сторону.
Грейнджер положительно кивнула. Она откинула волосы назад и внезапно уставилась в одну точку — точку, располагающуюся чуть ниже пупка Драко. И стоило ему опустить взгляд туда, как его желваки напряглись, а к щекам прилила краска.
— Нам лучше… пойдём на кухню, — пробормотал Драко и, собираясь сделать шаг в коридор, вновь посмотрел на Грейнджер и её ноги. — И надень носки. Простудишься.
Она тихо хихикнула, закрыв рот ладонью, и Драко посчитал, что отныне это — его любимый звук.
Грейнджер отказывалась спать днём. Ворчала и надувала губы, как маленький ребёнок. Было сложно сохранять спокойствие и не злиться, когда она делала лишь глоток зелья, а не до дна выпивала жидкость из флакона. Грейнджер кривилась от горького вкуса и хотела плеваться.
Драко теперь мог касаться её подбородка и проводить пальцем вдоль линии челюсти, чтобы успокоить и убедить Грейнджер, что это необходимо. Одно из таких прикосновений закончилось ещё одной разрушенной стеной.
— Мне… я хочу… — заплетающийся язык не позволял Грейнджер говорит ровно, — чтобы ты спал не там. Не в кресле. Здесь, — она хлопнула ладонью по свободной стороне кровати. — Вот прямо здесь. Можно?
Драко молчал несколько секунд, выискивая в омуте её глаз что-то, и ему удалось наткнуться на тусклый, но такой родной огонёк. Он кивнул, и Грейнджер мягко улыбнулась.
Этой ночью сну не получилось настигнуть Драко. Когда грудная клетка спящей, перевернувшейся во сне Грейнджер оказалась прижата к его боку, он затаил дыхание, всматриваясь в тени на потолке. Это было сродни безумию — ощущать её тепло. Она по-хозяйски закинула на него руку и засопела.
Следующие ночи не отличались от предыдущих. Драко не удавалось смыкать глаза на долгое время, отчего мешки на его лице становились всё более и более тёмными. Он просыпался каждые два часа, чтобы убедиться, что Грейнджер в порядке. И теперь он, дёргаясь от неожиданного пробуждения, подвергался её успокаивающим поглаживаниям сквозь сонную пелену.
Грейнджер касалась его без смущения или надрыва. Она делала это обыденно, естественно, словно так оно и должно быть. Её рука мягко ложилась ему на плечо за завтраком или пальцы выводили круги на ладони во время чтения.
***
Перед Рождеством, когда эльфы украсили Поместье и повесили все игрушки на ёлку, Грейнджер протянула ему небольшой конверт.
— Подарок?
— Да, — коротко ответила она и, замявшись на секунду, продолжила: — Открой на Рождество.
И ожидание праздника никогда не было так губительно для Драко. Он, как ребёнок, вёл отсчёт времени до наступления праздника. Грейнджер слегка закрылась в себе, но целитель предупредил, что была такая вероятность — мозг мог слегка выдохнуться от переполнивших его эмоций и взять перерыв. Она сидела в комнате часами, сжимая в руках плед, и смотрела в одну точку — куда-то в чащу леса за окном, где макушки деревьев были покрыты пушистым снегом.
Рождество наступило, и Драко казалось, что прошла целая вечность. Они вдвоём стояли возле ёлки, и тогда Грейнджер ткнула его плечом и кивнула в сторону подарка.
— Неужели, уже можно? — высоким тоном спросил Драко, подцепив бумагу, чтобы развернуть письмо. Глаза скользнули по тексту и округлились от удивления. Он перечитал ещё раз, а затем снова, пока Грейнджер не выхватила из его рук это чтиво. — Ты уверена?
— Да.
— Точно?
— Нет, поэтому больше не спрашивай, — объявила она, словно заучила это предложение наизусть, предугадав его реакцию.
Драко попытался сглотнуть ком, подступивший к горлу. Грейнджер смотрела на него снизу вверх, от чего небольшие синяки под глазами казались темнее, чем они были. Драко бросил письмо на столик рядом с тарелкой, в которой покоилась недоеденная говядина.
Грейнджер была его слабостью и силой. Его проклятием и даром. Его судьбой?
Он коснулся двумя пальцами её подбородка и повёл ими вверх, очертив челюсть, и, дойдя до уха, аккуратно запустил руку в кудрявые волосы. Грейнджер прикрыла глаза и склонила голову к его ладони. Судорожный вздох сорвался с её губ, когда Драко сглотнул и приблизился к её лицу. Он остановился и распахнул глаза.
— Грейнджер…
Она приподнялась на носочки и нежно прикоснулась к его губам. Поцелуй был подобен шторму, в который попадают моряки, а Грейнджер предстала в роли сирены, из оков которой Драко отныне было не выбраться.
Он провёл языком по её нижней губе и скользнул внутрь. Жар, страсть, желание отошли на второй план, уступив место щекочущему чувству любви. Это не было пожаром, который обычно вспыхивал между ними.
Грейнджер издала тихий всхлип, и он понял — она плачет. Резко остановившись, Драко отстранился, и его глаза забегали по её лицу: щёки были красными и горячими, глаза мокрыми, а влага на губах переливалась в свете камина.
— П-Прости, — стена надломилась, но не была разрушена окончательно. Драко прикрыл глаза и затряс головой.
— Я люблю тебя, — желудок Драко подпрыгнул и замер. Он был не в силах избавиться от писка в ушах. Его веки разомкнулись, а тело задрожало, словно он подцепил лихорадку. — Грейнджер, я… я так сильно люблю тебя. Мне кажется, меня может разорвать от этого чувства, — Драко смотрел на неё — слегка испуганную, смущённую и покрасневшую. — Я… мне следовало раньше сказать это тебе. Я не знаю, почему я медлил. Не знаю, Мерлин, — он опустил руки вдоль тела, пресекая порыв закрыть ладонями лицо. — Я так… я…
— Драко, — Грейнджер, словно выйдя из транса, коснулась его щеки, — я тоже… я тоже люблю тебя, Драко. Мой мозг… он всё ещё сопротивляется иногда. Я даже, — она запнулась, — не могу формулировать свои мысли временами, но я знаю, что чувствую, — ей тяжело дались эти слова, будто они вертелись на языке долгое время, а она никак не могла угнаться за ними и произнести. — Нам будет сложно. Тебе в особенности. Но я люблю тебя.
Это было похоже на монолог. Она словно репетировала его очень долго и наконец смогла выйти на сцену, поборов страх. Барьер всё же рухнул, осталось преодолеть ещё пару маленьких преград.
И из этого состоит жизнь. Люди делают шаг, затем другой. Поднимают глаза навстречу улыбке или оскалу окружающего мира. Думают, действуют, чувствуют. Добавляют свои скромные усилия к приливам и отливам добра и зла, затопляющим планету и вновь отступающим. Несут сквозь мрак свой крест в надежде на хорошее будущее. Бросают храбрые сердца в обещание нового дня. С любовью — страстным поиском истины вне самих себя — и с надеждой — чистым невыразимым желанием быть спасёнными. Ибо пока судьба ждёт их, то и жизнь продолжается.