“Если я сейчас возьму кавалерию и отправлюсь к нему на помощь, то я могу ещё успеть спасти Эдварда. Но что, если это ловушка? Что, если в тумане сидят алуанцы и ждут, когда уйдёт ведущая сила полка, дабы напасть и добить пехотинцев? Так или иначе, я не могу просто сложить руки. Придётся скинуть всё на полковника…”
– Кавалерия! – раздался зычный голос принца. – За мной! – он пришпорил коня и ринулся в непроглядный туман.
Кавалерия галопом погналась за своим принцем.
“Надеюсь, что память не подведёт и я не потеряюсь вместе с кавалерией.”
На холме, среди нескончаемого огненного леса, возвышалась ветхая стена – единственное, что осталось от храма. Вокруг этой стены возвышался лес мраморных колонн, высеченных плавно и мягко. У подножья холма, в снегу, валялись горстки солдат в серых латах и с золотым орлом на синих нашивках – воины Алуана. У подножья колонн ковром лежали трупы обеих сторон, между самими колоннами свистели стрелы и разносились крики раненных солдат.
Лучники взбирались на ветхие стены, на разрушенные колоны, на арки и на груды камней, однако сразу же оттуда падали, выпустив лишь несколько стрел. Стрелы без конца летели из леса и укрывали градом щитоносцев, вставших полукругом. Позади была лишь стена. С каждым свистом был слышен треск метала и рёв, либо звук, подобный тесаку, вонзившегося в мясо – стрелы вонзались в тела солдат и затыкали их рты навсегда.
– Держать щиты! – разнёсся громкий голос Эдварда над руинами. – Если не хотите остаться без членов – стойте до последнего!
Принц не поверил сам себе, что сказал это. Возможно, теперь он падёт в глазах некоторых солдат или наоборот. Главное, что этого не слышал Соломон или Талия. Тогда бы он получил подзатыльник от брата и, наверное, леща от Талии. Хотя получил леща от самой красивой девушки в его жизни стоит того.
– Без членов! – раздался мерзкий крик молодого полковника, размахивавшего мечом и отдававшего им приказы.
Прозвучав очередной залп стрел. Эдвард слышал его даже отсюда, из руин. Он слышал, как свистели стрелы и этот свист останавливал не только его дыхание, но и всех солдат. Стрелы градом накрыли остатки полка: несколько лучников упали с позиций, несколько щитоносцев свалились на землю, тот молодой полковник упал на колени с торчащей из глаза стрелой.
“Боже. На его месте мог бы оказаться я”.
Раздался отвратительный лязг со стороны щитов. Громадные алуанские рыцари пробились через стену щитов, и принялись рубить щитоносцев, расширяя брешь в обороне. Солдаты, подобно воде, вытекающей из бочки, хлынули через дыру. Вода обратилась в ледяное копьё и вонзилась в самое сердце полка, погружая стычку в настоящую мясорубку.
Один рыцарь вынырнул из хаоса прямо на Эдварда. Они переглянулись. А затем рыцарь, сорвавшись с места, побежал на принца. Бренчание доспехов и рёв рыцаря вынудили его сердце бешено колотится. Так или иначе, принц попятился и, обнажив меч, выставил его перед собой.
Эдвард заметил, что рыцарь готовится к выпаду и, увернувшись, ударил бойца по латному боку, когда он проносился мимо. Рыцарь сразу же обернулся и, подняв меч, сразу же попытался рубануть Эдварда. Принц тупо нырнул под глупый взмах и оказался за спиной рыцаря, но ударить он не успел. Рыцарь пнул его плечом в грудь, и он свалился на древние плиты. Латник поднял меч дабы добить ошарашенного принца. Эдвард различил в пении луков один свист, которых был пронзительней и ближе всех других. В щель рыцарского шлема вонзилась стрела. Эдвард пнул рыцаря в пах и тот, попятившись, замертво свалился.
Из неоткуда явился парен с тёмно-зелёным плащом и с серой маской, скрывавающей нижнюю часть его лица. Соловей посмотрел на Эдварда красными, как рубины, глазами. Его взгляд был холодным и пронзающим до мурашек.
“Люциус…”
Люциус двинул в гущу сражения, когда оттуда был вытолкнут рыцарь. Он сразу же замахнулся на Люциуса, но промахнувшись, получил кинжал в висок. Нужно было надевать шлем, дурень. Эдвард отполз к раненному солдату: его ноги дрожали, а сердце бешено колотилось. Он ничего не мог сделать, кроме как наделать в штаны. Мимо него просвистела стрела. Принц обернулся и обнаружил, что раненный солдат уже не ноет от боли – он мёртв.