– Не говори так… – дрожащем голосом вымолвил Эдвард.
– Ты будешь указывать, как мне говорить? – он поднял меч и острием указал на брата. – Твоё высокомерие и эгоизм погубил этих людей! Они хотели вернуться домой героями, либо умереть на поле битвы, а не загнанными в задницу, по тупости одного болвана. – он опустил меч и всунул его в ножны, после чего мрачно осмотрелся вокруг.
Эдвард с поникшими плечами, смотрел на Соломона. Раньше он никогда не видел брата в ярости и никогда не думал, что станет тем, кто его разозлил. На сердце будто бы лёг груз обиды. Затем он осмотрел кучи трупов и к грузу обиды присоединилась вина и неимоверная злость на самого себя и на брата.
Оба брата были не лучше, и Эдвард это понимал. Он выступил раньше брата, который тупо проспал момент, когда нужно было выдвигаться. И Эдвард должен был как-то подстроиться под обстоятельства, но не сумел. Так или иначе, кровь в жилах закипела, и принц взорвался:
– Ты сам-то не лучше! – вскрикнул Эдвард. – Набухался до белого колена и проспал момент, когда нужно было отдавать приказ! Забил на всех и думал лишь о себе!
– Да, но по моей вине никто не умирал! – возразил Соломон. – Я действовал зная, что без моего приказа армия не двинется, что она не столкнётся с алуанскими силами, что кровопролития не будет. А ты понимал, что там из нашей армии никого нет и в одиночку полез вперёд! Ты допустил ошибку из простой глупости и эгоизма!
Солдаты закивали. Соломон одарил их мрачным взглядом, и они отвели взгляд.
– Сжечь трупы. – раздался приказ Соломона.
Несмотря на то, что это была его первая битва, принц совсем не дёргался, чего нельзя сказать о Эдварде. Соломон держал меч, бродил среди трупов и вёл себя так, словно уже не раз был на такой кровавой бойне. Возможно, он лишь претворялся, а внутри тлел от страха. Так или иначе, Эдвард ему завидовал, ведь он едва стоял на ногах, с трудом держал в руках меч, а доспехи уже шептали ему пожелания о смерти.
“Самодовольный ублюдок…” – сказал бы Эдвард, если бы был немного отважнее, а брат бы не был в ярости.
Подул холодный ветерок. Горстки трупов уже были засыпаны скромным слоев снега, когда солдаты начали растаскивать тела своих товарищей и врагов. Будь в тот день тёплая погода, они бы спихнули трупы своих врагов по склону холма, в небольшой ров, а своих бы сожгли со всеми почестями в лесу или на опушке. Однако, трупы привлекали нечисть, а времени было мало, да и лишних врагов армии иметь не хотелось. Не то, чтобы армия Варлии не смогла сразиться с какой-то стаей жалких тварей – многие просто боялись и не хотели видеть, как монстры разрывают их товарищей на части.
Голубое небо затмили свинцовые тучи. Где-то вспыхнула молния и следом раздался нечеловеческий рёв.
– Они проснулись. – прошептал Фергус, оторвав взгляд от трупного костра.
На границе света и тьмы, опёршись об копьё, воткнутое в землю, стоял солдат и сонно смотрел в лесную тьму. Позади него, в шагах двадцати, пылал костёр, вокруг которого Алуанские солдаты опустошали похлёбку. Виднелись очертания мостового подъёма, яркий свет костров и факелов падал на несколько ветхих домом, стоявших у самого берега широкой Кольской.
Талия кралась, словно тень, и даже снег боялся хрустнуть под его лёгкими шагами. За ней следовал отряд отборных лучников, умевших красться и ориентироваться во тьме. Таких в простонародье называли “Соловьями”. Они были подобны тени. Их движения были тихи и ловки, они шептали смерть тому, кто осмелится их услышать.
Эльфийка ловким движением метнулась к высокому камню, а затем замерла, подняв при этом ладонь. Соловьи последовали её примеру и быстро заняли удобные позиции. Она вытянула стрелу из колчана, наложила её на лук и натянула вместе с ней тетиву. Тетива коснулась её щеки. Соловьи сделали тоже самое.
“Да будут боги благосклонны этой ночью.”
Дозорный только открыл глаза, только собрался пойти отлить, как в его живот вонзилась стрела. Не успел он понять, как его черепушку пробил наконечник второй стрелы. Вслед за ним начали падать и другие дозорные. Стрелы были столь тихи и метки, что солдаты даже ничего не поняли – они также травили анекдоты и опустошали кастрюлю с похлёбкой. Жаль, что они не опустошат её всю. Очередной залп стрел. Стрелы бесшумно положили около двадцати солдат, а остальные упали вдали, потому их всхлипы никто не слышал.
Оставались последние три солдата и ещё около десятка в двух ветхих домах, стоявших с обеих сторон входа на мост, за которым простирался огромный город из палаток и нескольких ветхих домов.