Гаррош пожал плечами.
Андуин перевел взгляд на скрытый дымом горизонт, хотя и не знал, в той ли стороне находится Гранатовый Редут. Красные драконы, должно быть, прилетели из Редута.
— Мы отправимся к Алекстразе? — спросил он Гарроша.
— Позже.
— Почему?
Гаррош оглянулся на лагерь Драконьей Пасти.
— Так надо, — сказал он. — Идем. Ночь — это плохо.
Алекстраза следила за тем, как драконы ее стаи один за другим спускались на горный выступ. Сама она все еще парила над Гранатовым Редутом.
Первый день после ночи, полной кошмаров, был необычайно коротким. Тьма возвращалась стремительно, как всегда бывало в Сумеречном Нагорье. Хотя Алекстраза знала, что эта ночь будет другой и,если рассвет нового дня все же наступил, прежняя ночь никогда не повторится. Однако вид заходящего солнца все же усиливал ее тревогу.
Тьма таила в себе множество ужасов. В собственном кошмаре она помнила каждую деталь, каждое произнесенное слово. Алекстраза желала забыть их как можно скорее.
Этой ночью Азерот столкнулся лицом к лицу с собственными страхами, обидами и ненавистью. Столь разные и непохожие друг на друга, перед Зовом Древнего Н-Зота, они оказались равны и беззащитны. Лишь те, кто оказал ожившим кошмарам сопротивление и не поддался искушению, смогли встретить новый день. Так сказал седой великовозрастный пандарен этим утром. У Алекстразы не было причин не доверять Кейгану-Лу, только не теперь. Как Хранительница Жизни, она ощутила непоправимое пиршество смерти этим утром. Тем сильнее стало ее желание бороться против Древнего Бога.
За этот короткий день им удалось оттеснить армию Н-Зота от подступов к горам, на вершинах которых располагался Гранатовый Редут, но за ночь они отвоюют это пространство обратно. Нескоро в Сумеречное Нагорье вернутся спокойные ночи. Тьма дарила силу созданиям Грим-Батола. Утром их битва начнется заново и будет продолжаться до тех пор, пока силы Грим-Батола не иссякнут.
Когда последний из красных драконов приземлился в лагере, Алекстраза позволила ветру подхватить себя. Чтобы удостовериться, что все необходимые укрепления возведены и в их обороне нет дыр, перед самым приходом ночи она решила облететь Редут по широкой дуге.
Один за другим под ее крыльями зажигались сигнальные огни. Даже в самых непроходимых и труднодоступных горных ложбинах Алекстраза подмечала выставленных караульных. Большинство из них были ночными эльфами. Малфурион не без гордости говорил, что жители Дарнасса дружными рядами встали на защиту мира. И что лишь немногие из них, отличие от других рас Азерота, каждый раз напоминал ей друид, вняли суеверным предсказаниям Сумеречного Молота о конце света. Это и правда так, думала Алекстраза. Большая часть армии Редута состояла из гномов, благодарных красным драконам за помощь в освобождении Гномерегана, и ночных эльфов. Незначительно количество людей, но не из числа подданных Штормграда, а из коалиции магов Даларана. И прибывшие в последний момент по зову лорда-правителя Луносвета эльфы крови.
Сумеречный Молот насчитывал куда больше последователей, и их ряды были куда разнообразней. Конец света влек их сильнее, чем борьба против Древних сил. Этой ночью многие из них погибли в стенах Грим-Батола. Лишь единицы пережили падение Оков, и еще меньше было тех, кто добрался живым до Гранатового Редута. В воздухе над Сумеречным Нагорьем драконы видели несколько баррикад, выстроенных бывшими последователями Культа против наводнивших эти земли монстров. Некоторым они уже успели помочь, другим — смогут помочь только завтра. Если они переживут эту ночь.
Пребывание в стенах Грим-Батола изменило их, вспоминала Алекстраза, отдавшись полету. Члены Альянса привыкли к представителям Орды, ордынцы смирились с непохожестью и инакомыслием Альянса. Орки и люди, гномы и тролли сражались плечом к плечу сначала на стороне Древнего Бога. А затем также самоотверженно против верных слуг Н-Зота, вызволенных силами Культа из векового заточения в подземельях. Даже оказавшись в Редуте, спасенные, испуганные, они жались друг другу, настороженно вглядываясь в других соотечественников, что не предали рядов Альянса или Орды.
Перед тем, как покинуть Редут, Алекстраза распорядилась поместить бывших культистов отдельно от остальных. Многие из них были ранены, другие — не желали мириться с несостоявшимся концом света и твердили заученные в Грим-Батоле молитвы, призывая Н-Зота покарать виновных.
Но Н-Зот оставался глух к их просьбам. Древний получил искомое, отныне смертные более не волновали его. Конец света состоялся, хотя и был иным, чем представлял его Культ. Оковы Древнего пали, и Алекстраза понимала, что этот мир никогда не будет прежним.
Алекстраза почти закончила полет вокруг Редута. Она вновь увидела перед собой далекие вершины Грим-Батола, тонувшие во мраке. Какой непроглядной должна быть тьма в недрах этой горы, подумала она, содрогнувшись. Какие ужасы затаились в вечной ночи, сковавшей подземелья.
Такие мысли возвращали ее к пережитому долгой ночью кошмару. Слишком мало времени прошло, чтобы она забыла его. Впрочем, вряд ли она вообще способна забыть его. Пока она здесь, пока видит на горизонте Грим-Батола, ее видения останутся такими же яркими и настоящими, как и в первый миг после пробуждения.
Все возможные меры для защиты лагеря были приняты, Алекстраза убедилась в этом и стала снижаться. Из чернильной тьмы проступили ярко-оранжевые языки факелов. Обитатели Редута, как могли, сражались с тьмой, отгоняли ее, рассеивали. Как и Хранительница Жизни, они опасались, что тьма может стать вновь непроглядной и густой, как и прошлой ночью.
Приземлившись, Алекстраза сменила облик. К ней быстрым шагом направлялся Кориалстраз. Еще издали она заметила взволнованное лицо супруга.
— Что случилось? — сразу спросила она.
— У нас гости, — ответил Кориалстраз.
Когда Андуин вернулся в хижину, то застал провидицу за уборкой. Орчиха насаживала мертвых пиявок на заточенную рогатину и вышвыривала за порог. За воротами лагеря готовили большое кострище, чтобы сжечь уродливые трупы.
Андуин нашел кусок бечевки, перевязал им пояс и заткнул за него кинжал. Он принялся помогать провидице. При наступлении тьмы, как по команде, сталь клинка вновь вспыхнула. Орки Драконьей Пасти настороженно наблюдали за принцем. Мало того что человек, так еще и оружие у него странное, наверное, думали орки.
Завидев его кинжал, Миллира что-то проворчала и загнала его обратно в хижину. Ее слова, должно быть, значили, что нечего ему разгуливать по лагерю, как среди равных. Так он и сидел в одиночестве, пока провидица не вернулась с парой скребков.
Один из них она протянула Андуину. В руке принца оказался овальный камень, остро наточенный с одной стороны и гладкий с другой. Миллира указала на разорванный потолок. Свисающие до самого пола кожаные полотна, конечно, не придавали жилищу уюта, в этом Андуин был согласен с провидицей. Затем он понял, что орчиха просила помочь с ремонтом крыши.
По краю полотен Миллира проделала аккуратные дыры острой стороной овального камня. Звонко свистнула, и с крыши свесилась детская голова с маленькими клыками в уголках рта. Ловко подтянув наверх лоскут кожи и продев грубую нить сквозь сделанные Миллирой дыры, орченок быстро привязал полотно к деревянному каркасу крыши. Его лохматая голова свесилась вниз в ожидании следующего готового полотна.
Миллира указала Андуину на ближайший к нему кожаный отрез, а сама занялась другим. Крыша была сплошь исполосована, работы хватало для всех. Дыры у Андуина получились далеко не сразу, хотя ему и казалось, что дырявить полотна проще простого. Кожа былатолстой и твердой, высушенная зноем и ветрами. Он слышал, как посмеивался над ним орченок, почти полностью свешиваясь с крыши. Миллира цыкала на него и тогда он снова прятался наверху, хотя и продолжал тихо бубнить себе под нос, должно быть, что-то обидное для Андуина.
Несколько раз в хижину заходил Гаррош. Андуин ждал насмешек, но Вождь Орды промолчал. Если Гаррош находил время на них, значит, твари не напали на лагерь, думал Андуин. Или же их атаки было легко отразить.
Ночь тянулась долго. Андуин изрезал пальцы камнем, но к рассвету наловчился дырявить кожу не хуже провидицы. Он заметил, что и Миллира, и орченок устали не меньше.