Их с Джайной история, по сути, началась задолго до встречи. В тот самый день, когда черный дракон впервые повернул против собратьев в небесах над осажденным дворцом высокорожденных, за стенами которого очаровательная королева Азшара приступила к призыву демона Саргераса в мир Азерота.
Многим позже, в игре света и теней, под сводами Грим-Батола ослепший Аспект Времени скажет ему, что в этом времени не должно быть Нелтариона Защитника.
Этот мир познал на себе весь гнев Смертокрыла.
Хаос среди драконьих стай и последовавшее смятение в рядах защитников нарушили демонический призыв Азшары, но переполненный магией Источник Вечности не прощал ошибок. Последствия Войны Древних навсегда изменили облик знакомого им Азерота, а плотью Аспекта Земли с того часа, в знак вечного служения Древнему Богу, стали пластины проклятого металла — адамантита. Изуродованного и заклейменного, Древние силы погребли его под землей, среди раскаленных добела лавовых рек и никогда не затухающего пламени. До тех пор, пока не придет час Оков Древнего Н-Зота, и падший Аспект Земли не понадобится новому хозяину.
Он понадобился. Не так уж скоро, Н-Зот оказался терпелив. Но судьбе или Времени было угодно, чтобы они с Джайной встретились в новом Зин-Азшари, восставшем из пепла руин еще прекрасней, чем он был. Нелтарион оценил иронию.
Та жизнь, что ты зовешь настоящим, еще не худшая из возможных, сказал в их последнюю встречу умирающий Ноздорму.
Но что может быть еще хуже, думал Нелтарион, шагая по Гранатовому Редуту. Судьбе угодно было повторить события, стереть из его памяти самое значимое, а дорогое сердцу имя превратить в череду пустых звуков.
Он нес на руках безжизненное тело волшебницы. Еще четверть часа назад она казалась ему незнакомой.
— Вспомнил? — процедил сквозь зубы Малфурион.
Нелтарион шел прочь от друида, но даже спиной чувствовал его ненавидящий взгляд.
Вспомнил. Какой растерянной выглядела Джайна, лишившись магических сил. Как проклинала, дрожа от гнева, Древних Богов и всезнающего Аспекта Времена. И как осмелилась довериться тому, кого сковывала адамантитовая броня в знак вечного служения.
Вспомнил, как сам вынес на руках из моря на песочный берег случайного острова и о чем-то шептал, покрывая поцелуями тело.
Любое из этих воспоминаний может свести с ума, если позволить себе думать о них слишком долго.
Ветер швыряет в лицо черный дым, и он будто идет по пепелищу собственной жизни. На его руках Джайна. И до встречи с ним она была жива.
Ему не укрыться от своего второго имени и той силы, которой оно обладает. Ничто не останется безнаказанным.
Лекарь-пандарен ведет его к небольшому шатру в стороне от остальных. Внутри, указав на узкое деревянное ложе, Хейдив-Ли спешно разжигает очаг и пару свечей.
Малфурион не хотел подвергать Джайну опасности, сокрушается Хейдив, он просил Хейдива не сводить с нее глаз, но потом… Щадя его чувства, пандарен замолкает на полуслове, но Нелтариону и так все ясно.
Хейдив не смел противиться приказу Хранительницы Жизни позаботиться об Аспекте Земли. А еще появление Нелтариона в Редуте вынудило Малфуриона оставить Джайну одну.
В этой оплошности, трагическом стечении обстоятельств Малфурион тоже винил одного только Нелтариона. Это настолько явно читалось в его малахитовом взгляде, что невозможно ошибиться.
Увлечение Джайны черным драконом не нашло теплого отклика в сердце Малфуриона, но друид не мог обвинять в этом Джайну. Хотел бы, но не мог, теперь Нелтарион понимал это. Как лучшему другу, Малфурион, конечно, желал ей счастья.
Просто его с Джайной представления о счастье оказались очень разными.
— Аспект Земли? — слышит он голос Хейдива.
Нелтарион осознает, что до сих пор держит Джайну на руках. Он медленно перекладывает ее на ложе и хочет уйти, но Хейдив останавливает его:
— Мне нужно о многом рассказать вам.
Пандарен говорит спешно, бегло, словно боясь не успеть рассказать всего. Нелтарион молча слушает о том, как Ноздорму оставил Джайну на острове, затерянном во Времени. И что именно Хейдив ухаживал за Джайной в Пандарии. Это он настоял на том, чтобы ускорить роды и тем, скорей всего, спас ей жизнь, а затем передал новорожденного младенца бронзовому дракону.
Из небытия всплывают слова Ноздорму: «Твоего сына зовут Тарион».
— Вас беспокоят раны? — насторожился Хейдив.
Нелтарион качает головой и спрашивает:
— Как же вы выбрались из Пандарии?
— Благодаря Тариону. Он… — но пандарен замолкает.
В шатре появляется Алекстраза.
— Нелтарион…
— Не здесь, Алекстраза.
Она понимающе кивает и подходит к Джайне. От ладоней Алекстразы исходит теплое рубиновое свечение. Какое-то время она водит руками вдоль тела волшебницы, но потом хмурится и в задумчивости начинает перебирать огненные локоны.
Тот самый жест, теперь Нелтарион его очень хорошо помнит. Джайна накручивала волосы на палец, когда нервничала или размышляла. Тогда у нее были длинные волосы. «Их пришлось состричь, — сказал Хейдив. — Беременность вытянула из нее все соки».
— Противоядие существует, — наконец говорит Алекстраза. — Мальчик был прав, но мне никак не удается понять, что оно из себя представляет.
— Сколько у нас времени?
Алекстраза должна его ненавидеть, такой он помнил ее. Он умеет жить в ненависти, под Зовом он ненавидел этот мир и каждого на своем пути. Даже собственного сына.
Но жалость во взгляде Алекстразы совершенно сбивает с толку.
— Мои драконы и драконы Изеры сделают все возможное, — отвечает она.
Это не ответ, понимает Нелтарион, но ведь и Алекстразе неизвестна сущность Древних Богов и подчиняющихся им тварей.
— Пойдем со мной, Нелтарион, — продолжает она. — Хейдив останется с леди Праудмур.
Занятый осмотром трав и целебных настоек в глубине шатра, пандарен быстро кивает, не поднимая головы.
Перед тем, как уйти, Нелтарион в последний раз смотрит на Джайну — издали.
Алекстраза терпеливо ждет. Нелтариону кажется, что она осталась в шатре лишь для того, чтобы удостовериться, что Хейдив не наговорит лишнего. Возможно, пандарен не рассказал ему и половины того, что ему следовало бы знать. Возможно, ему удастся узнать правду от Алекстразы, но уверенности в этом мало.
На ум снова приходит бывший соперник, к которому когда-то он испытывал жгучую ревность. Он ничем не лучше Артаса Менетила, он хуже и опасней. Возможно, за решением Короля Мертвых оставить Джайну скрывалось что-то еще, чего он не понимал раньше.
«Тарион, — повторяет про себя Нелтарион, глядя на Джайну, — ты нарекла его Тарионом. Спасибо». Он не находит в себе сил вновь коснуться ее бледной, почти прозрачной кожи.
Затем он выходит наружу.
Хроматические драконы из гвардии Смертокрыла косо поглядывают на красных гвардейцев Королевы драконов. Нелтарион оставляет двоих дежурить у шатра, приказывая сообщать ему о малейших новостях. Остальные следуют за ним к шатру Королевы.
Скоро ли рассвет? И что еще принесет ему эта бесконечная ночь?
Удары холодного ветра походили на упрек. Алекстраза старалась не обращать на него внимания или хотя бы удалять не так много внимания, как ей хотелось бы. Она оправляла разметавшиеся волосы и принималась за очередного раненого.
Вначале из шатров выносили лишь мертвых, чтобы сжечь тела на рассвете. Но затем в шатрах не осталось мест даже для тех, что были еще живы. Раненые лежали на земле по всему Редуту рядом с теми, кто уже погиб или был в шаге от гибели. Каждый, кто сохранил жизнь и мог помочь хоть чем-то, сейчас занимались теми, кому повезло меньше.
Даже долгая ночь не принесла Редуту столько смертей, сколько могла принести эта, думала Алекстраза, склоняясь над раной от змеиного укуса. Ночной эльф был без сознания; Алекстраза боролась за его жизнь, но сердце ночного эльфа затихло навсегда.