— Орда тоже не расскажет правды о сговоре?
— Это часть моих переговоров с Гаррошем. Орда обещала сделать так, что никто не узнает имени предателя. Вождь Орды посчитал, что Луносвет и без того пережил непростые времена во времена Войны Плети. С эльфов достаточно, как сказал Гаррош. Вам известно, какое наказание для друида вынесет Тиранда?
— Нет, — ответил Малфурион с тонкой улыбкой. — Я увижу ее сегодня впервые.
— Понятно, — отозвался Вариан, хотя и не понял, почему впервые, если они прибыли еще вчера. Малфурион мог бы найти время, чтобы встретиться с супругой в менее официальной обстановке и без короля Штормграда. — Но, насколько я понимаю, вы тоже не хотите, чтобы имя друида предалось огласке?
— Совершенно верно. До тех пор, пока вы не подошли ко мне в Редуте на празднике и не рассказали о судьбе Гилнеаса, я был уверен, что ночные эльфы не вступали в сговор с Сумеречным Молотом. Это может стать… неожиданным, и не только для меня. Для остальных ночных эльфов. Я предпочел бы, чтобы они не узнали правды о деятельности Атаала в Гилнеасе.
— Справедливости ради, Атаал никогда не рассказал о соучастнике из Культа, так сказала леди Кроули.
— Это делает ему честь, — кивнул Малфурион. — Возможно, он и сам понимает, что принимать помощь Культа, даже ради спасения людей Гилнеаса, было лишним.
— Надеюсь, он прояснит нам, как он вообще связался с Культом.
Малфурион промолчал.
Они миновали колоннаду и по широким мраморным ступеням попали во внутренние покои Верховной жрицы. В центре холла переливался низкими волнами один из лунных источников ночных эльфов, девушки с распущенными волосами и в длинных свободных платьях, опустившись на колени вокруг колодца, творили утренние молитвы, исчезающей на небосводе богине Луны.
По огибающей плавной дугой лестнице Малфурион с Варианом поднялись на уровень выше. Тихое умиротворяющее пение девушек разносилось эхом. Факелы на стенах были потушены. Слабый дневной свет пробивался через крону великого древа, а оттуда через застекленную крышу. По мнению Вариан, утренний полумрак был не лучшим временем для допросов и работал во благо обвиняемому. Вариан всегда следил за эмоциями на лицах во время допросов.
Он вспомнил о Матиасе Шоу, чьим словам о предательстве архиепископа Бенедикта, Вариан так и не поверил, хотя и не видел на лице и в словах главы разведки ни единого признака лжи. Он оказался неправ. И яркий дневной свет не помог ему избежать этого.
Возможно, подумал Вариан, Тиранде Шелест Ветра давно известно нечто большее. Эта нерешительная мысль внезапно окрепла, обретая уверенность, и Вариан, неожиданно для самого себя, вспомнил о визите в Штомград Верховной жрицы незадолго до прозванных Катаклизмом дней огня и разрушений, учиненных драконом Смертокрылом.
Его дыхание сбилось, он совершенно забыл о том странном разговоре и женщине, окруженной таинственностью почти так же, как ароматом духом.
Цветочный запах и теперь появился первым, за миг до того, как бесшумно распахнулась дверь в глубине залы. Верховная жрица Тиранда Шелест Ветра медленно выступила вперед и тем же, неторопливо-царственным шагом, сметаемым подолом белого платья, прошла в центр залы.
В ее присутствии Вариан не впервые ощущал себя не королем, а обычным подданным, готовым от мановения ее руки подобострастно рухнуть на колени. Ему никогда не нравилось это, он и сейчас принудил себя сдержаться и не отводить взгляд от пристальных, холодно-серебристых глаз Тиранды.
Они здесь на равных.
В ее осанке, движениях рук, неторопливом шаге чувствовалось величие бессмертия, которое угадывалось и в движениях Королевы Алекстразы в Редуте. Только теперь, каждый раз напоминал самому себе Вариан, Тиранда такая же смертная, как и он сам. Это все осталось в прошлом, теперь он и жрица одинаково смертны.
Кажется, об этом же он напоминал себе в кабинете, когда застал неожиданную гостью. Вариан силился вспомнить их разговор, но его истинная суть, как и тогда, так и теперь ускользала от него. В ту ночь он решал, как объявить войну Орде. Это было важнее тогда. Сейчас — нет.
— Король Вариан, — произнесла Тиранда, слегка склонив голову, и тем же ровным голосом: — Малфурион.
Итак, они не виделись, подумал Вариан, какое-то время. И сейчас это не походило на радушную встречу любящих супругов.
— Приветствую Тиранда Шелест Ветра, — отозвался Вариан, следуя светскому этикету.
— Верховная жрица, — сказал Малфурион, — я вернулся.
Тиранда одарила его ледяным взглядом. То ли его возвращения ждали раньше, то ли не ждали вовсе.
Ну да, хватит, ему претило быть третьим лишним.
— Где Атаал Тень Небес, Тиранда? — прямо спросил Вариан.
— Здесь, — ответила она, не меняясь в лице. — Абрисса!
Послышались шаги, и через ославленную Тирандой распахнутую дверь вошел белый с черными полосами саблезубый тигр. Острые когти царапали при ходьбе мраморные плиты. К его ошейнику крепилась серебряная цепочка, и когда она натянулась, Атаал Тень Небес появился следом. Его руки были в наручниках.
При виде Малфуриона друид рухнул на колени, но тигрица не остановила движения, поэтому поклон вышел неудачным и смазанным. Тигрица улеглась возле ног своей госпожи.
Хорошо, что в Штормград она прибыла без саблезубой свиты, решил Вариан, когда тигрица оскалилась и, спустя миг, угрожающе зарычала, не сводя желтых глаз с Малфуриона.
А ведь полумрак скрывает не только лицо и эмоции пленника, понял Вариан, когда друид тут же опустился на колени, хотя никто не принуждал его к этому. Вариан видел достаточно преступников, чтобы понять — сейчас поза и поведение друида и наверняка его слова, когда ему позволят заговорить, будут выражать одно лишь сожаление и раскаяние.
Прежде всего, полумрак позволял раствориться в нем самой Верховной жрице с ее аметистовой кожей. Какие-то эмоции Тиранда явно предпочитала бы скрыть, чем демонстрировать их при ярком дневном свете, и это явно касалось Верховного друида. А тигрица у ног жрицы попросту чутко реагировала на ее состояние и, в отличие от самой Тиранды, животное не умело скрывать злость или раздражение.
О чем же Тиранда говорила ему в Штормграде почти два года назад, пытался вспомнить Вариан, воспользовавшись паузой в разговоре. Без сомнения, сама Тиранда прекрасно помнила об этом, она и в тот раз намекнула ему, что память бессмертных — пусть и бывших — гораздо лучше, чем у короля Вариана.
«Других рейсов в Гилнеас не будет», — пообещала она ему. И их действительно не было, думал Вариан. Хотя в то же время Тиранда утверждала, что едва может совладать с желаниями ночных эльфов помогать всему миру, пусть и ценой собственной жизни. И кажется, кажется… Она ждала, что он остановит тех эльфов от безумного путешествия в Гилнеас.
А он не остановил, не проявил интереса, не отправился вместе с ними спасать подданных Седогрива, а объявил войну Орде и стал разбираться с нависшим над королевством банкротством.
Уже лучше, чем ничего.
Малфурион заговорил первым:
— Ты очень многое сделал для Гилнеаса, Атаал. Это большая заслуга.
Прикованный к тигру друид коснулся лбом пола.
— Благодарю, Верховный друид, благодарю, я служу Элуне, верно служил все эти годы…
— Хватит, — остановила его Тиранда. — Пора прояснить ситуацию. Атаал не связан с Сумеречным Молотом и никогда не был.
Вариан тщетно вглядывался, черты ее лица тонули в полумраке. Только сверкали вплетенные в волосы жемчужные нити и переливалось струящееся платье.
И тогда она заговорила сама, гордая, уверенная в своей правоте:
— Утрата бессмертия изменила нас. Малфурион, тебе неведомы эти чувства. Я же разделила их участь. Когда это произошло, ночные эльфы перестали страшиться смерти. Зачем беречь наши жизни, вопрошали они, если дни сочтены? Пришло время применить те знания, которые мы накапливали веками, говорили они. Калдореи перестали страшиться гибели, как таковой. Они устремились помогать Азероту, несмотря ни на что и вопреки всему. Одни устремились в Чумные земли к лорду Фордрингу, другие странствовали, третьи — выбрали Гилнеас. Все они больше не желали держаться истоков. Моим долгом, как правителя, как Верховной жрицы Элуны, было остановить их.