— Отлюби его дважды, моя королева, — хмыкнул Киэнн. — Ну, или сколько тебе будет угодно.
И Эйтлинн ушла, пьяно спотыкаясь. Ушла куда-то в сторону белых кущей боярышника. И тело ее текло растаявшим маслом под бесстыдными ладонями еще одного живого мертвеца. Странны же твои вкусы, хозяйка! Ну да не мне жаловаться.
— Что скажешь, Лу? — Юный король глазел по сторонам с беспечным детским изумлением. — Будем через огонь прыгать? Не боишься?
Ллевелис с готовностью кивнул и тут же гордо помотал головой:
— Не боюсь.
— Ну, тогда и я тоже не боюсь.
Киэнн подхватил рослого, годовалого мальчугана, способного дать фору пятилетнему детенышу человека, на руки. Действительно не боюсь. И не только потому, что я не совсем фейри и их панический страх перед живым, настоящим огнем мне не знаком. И даже не потому, что мне стыдно бояться, если не боишься ты, Лу. Я устал бояться. Мне осточертело. Иди на хрен, мистер Моррисон! Тебя я тоже не боюсь. Что бы ты там себе не воображал.
Пламя внезапно ужалило куда больнее, чем того следовало ожидать. Не лизнуло горячим языком, а зло вонзило хищные желто-алые клыки. С чего бы вдруг? Старею? Ллеу тоже взвизгнул, но, кажется, больше от восторга. Или его тоже обожгло? Все же странно…
«От тебя смердит эльфом, Киэнн». Ну вот, можешь еще разок почувствовать себя почти настоящим.
Эльфы… Я не эльф, Снарг. Дэ Данааны — последние выжившие потомки древней расы сидов, и с альвами, которых вы, вервольфы, зовете «эльфами», у нас куда меньше общего, чем тебе это кажется. Хотя, много ли в нас осталось и от тех самых сидов, о которых слагают легенды не только у людей, но и у фейри?
На плечо внезапно легла едва ощутимая, трепетная ладошка, чуть влажная и прохладная. Запахло горькой солью и алой морской травой.
— Рад тебя видеть, Муиреанн.
Киэнн сообразил, что произнес имя кареглазой шелки прежде, чем обернулся. По голосу узнал? Так она ведь ничего не говорила. Ну да на Бельтанэ и не такое случается!
— Как твой малыш?
Она встревоженно нахмурилась и сердце Киэнна на мгновение ёкнуло. Но потом он снова прочел.
— Ты не взяла его, да? Хотела спрятать? Муир, я не король, тебе незачем меня бояться.
Шелки отдернула руку, порывисто дыша. Плохо ты умеешь успокаивать, Дэ Данаан. Ее нежно-коралловые губы чуть побледнели и нервно кривились в очаровательно испуганных гримасках.
— Откуда знаешь?
— Я его видел, — вздохнул Киэнн.
— Где и когда? — не успокоилась Муиреанн.
Говорить о времени и обстоятельствах нисколько не хотелось.
— Не важно. Я собирался его украсть. Но передумал. Стоял прямо перед тобой, вот так.
Он быстро сотворил пелену невидимости.
— Врешь, — фыркнула шелки. — Я бы заметила. Да и с чего бы тебе передумать?
— Не хочешь, не верь. Но только береги его покрепче, Муири. Мало ли кому еще вздумается чего.
А ведь они почти сверстники с Ллевелисом! Могли бы… Не могли. Никто из фейри не отдаст свое дитя королю добровольно. Разве что украсть...
Муиреанн снова напряглась, подозрительно сверля его взглядом. А потом вдруг расслабилась, хохотнула и вздернула маленький, чуть веснушчатый нос, потянула за руку.
— Раздели мое цветочное ложе!
Все по канону. Ох, Муири!
— Не сейчас, пушистая! — качнул головой Киэнн. — Это не отказ, просто, знаешь, я обещал Этт приглядеть за этим сорванцом. Не хочу, чтобы его тоже украли. Или он кого украл. Я найду тебя до рассвета. Веселись всласть!
Шелки снова состроила глазки, кивнула и умчалась прочь, на скаку поймав еще чью-то руку в толпе. Пляска набирала обороты, пламя гудело пчелиным роем, в воздухе витал терпкий аромат вожделения...
Пляши, пляши, плутовка-греховодница Бельтанэ! Сверкай золотыми пятками, скаль жемчужные зубы — яблонев цвет, щурь хрустальные глаза небосвода, хлопай изумрудными ресницами! Босоногая, неприкрытая, хмельная, бесстыжая, с сотней полных грудей, с кожей цвета эбенового дерева, бедрами сладкими, точно медовые соты… Говорят, на Бельтанэ и умереть — все равно что чашу вина выпить.
Врут. Смерть жизни неровня. Жизнь — крутобедрая плясунья в венке из хмеля да винограда, смерть — сморщенный упырь с сухими губами. Не хочу тебя, старик, не по вашей я части! А отказать нельзя, не по правилам…
Эйтлинн вернулась далеко за полночь, пылающая, но счастливая.
— Он хорошо себя вел? — деланно нахмурился Киэнн.
Фоморка прикусила губу:
— Как Моррисон.
— Значит плохо. Но тебе понравилось?