—Этт! — Киэнн лихорадочно прижал фоморку к себе. — Сделай что-нибудь! Ты же умеешь!
Как же все-таки повезло, что она с ними, она усмирит шторм одним мизинцем, обуздает, объездит!..
Эйтлинн не отвечала. Прозрачные веки с наполовину стертыми белилами оставались равнодушно недвижимы, застывшие глаза затянуло пугающей пеленой, точно тонкой пленкой дрожжевой плесени на испорченной браге...
Самолет снова затрясло, точно бармен Господа Бога принял его за шейкер для коктейля и решил расстараться для хозяина, мотор взревел, как охрипший дракон, потом глупо хрюкнул и стал простужено чихать. Фюзеляж, под обшивкой которого определенно жарил попкорн коллега того самого бармена, пополз по швам, как истлевшая наволочка, время вытянулось в вязкую ленту выплюнутой и налипшей на подошву жвачки, кислородная маска больше походила на маску посмертную.
—Этт!!!
Глаза залило горячей смолой, горло забило стекловатой. Киэнн на ощупь нашарил ее плечи, лицо, встряхнул посильнее… Что-то хрустнуло в руках, оборвалось и с глухим стуком, точно тяжелыйиндейский резиновый мяч, покатилось по полу, пальцы вдруг стали липкими, тело Эйтлинн – совсем легким и пустым, как тело сломанной куклы…И сердце тоже разом оборвалось, покатилось по узким ступеням стеклянной пирамиды инков.
Бешеный небесный волк отхватил еще клок от фюзеляжа, не жуя сплюнул, стихия задумчиво повертела лайнер в руках, и, как наскучившую детскую игрушку, как прочитанную и разочаровавшую фальшивым хэппиэндом книгу, швырнула его в разъяренный, беснующийся, точно миллиард свихнувшихся дьяволов Босха, океан.
В самый последний миг в голове Киэнна мелькнула дурацкая мысль, что мертвые дети Домну наверняка возьмут немалый выкуп за его трижды проклятую королевскую душонку...
Глава 35. Дождь никогда не закончится
Слепые черные единороги волн неухоженным табуном бестолково бросались на голый каменистый причал. Ветер тянул с моря драный невод дождя, но прямо над головой сейчас носились лишь редкие бисерины капель.
— Не сходи с ума, Лу. — Белобрысая Мэдди вскарабкалась на стену и уселась рядом с ним, беспокойно болтая правой ногой. — Мы же не собираемся плыть в такой шторм?
Она почти перестала называть его дурацким Микки-Микки после того, как он показал ей, на что способен. И даже согласилась, что он, вероятно, не ее сумасшедший братишка. Теперь Ллеу знал, кто такой «шизик». И кто такой «братишка» тоже знал. Слово-то он и раньше иногда слышал, но думал, что это просто такая бессмысленная присказка. А вон оно как, значит: можно наплодить целый выводок детей и они тогда зовут друг дружку «братишками» и «сестренками». Ллеу еще не решил окончательно, нравится ли ему это: делить Киэнна и Эйтлинн с какими-то другими маленькими фейри было бы немного обидно, но, например, сумасшедшая Мэдди ему все больше нравилась. Может, это и неплохо, когда у тебя есть сестренка.
— Мэд, чокнутая Мэд, — коварно усмехнулся он, — это ты говоришь мне не сходить с ума? Конечно, мы поплывем.
— Ты точно псих! — фыркнула она и сердито отвернулась.
Если Мэдди умолкала, это обычно значило, что она совсем напугана. От злости она всегда только заводилась, орала, дерзила, лезла в драку. Нет, она не злится сейчас, ей действительно страшно. Глупость какая!
— Да не псих я, Мэд, — попробовал успокоить ее Ллеу. — Почему ты думаешь, что нельзя плыть в шторм? Это весело, ручаюсь!
— Весело?! — Она резко повернулась и зачем-то покрутила пальцем у виска. Волосы так поправляет, что ли? — Мы же разобьемся, придурок! И утонем на хрен, пойдем на гребаное дно гребаным рыбам на корм, догоняешь?
Нет, ну она определенно чокнутая. На дно он не собирался, с магией вдали от Маг Мэлла у него по-прежнему было туго, а значит, он точно не сможет стать тюленем или кальмаром, чтобы спуститься на дно. И уж тем более не сумеет превратить Мэдди. За те три дня, что прошли с момента их полуночного бегства, Ллеу выяснил, что превращаться у него так и не выходит, фит фьята получается только совсем жиденькая, даже толком не подкрасться ни к кому — замечают, с иллюзиями тоже не клеится, фетч призвать — и подавно никак. А вот стихия ветра его по-прежнему слушалась, хотя и не так хорошо, как дома. Он мог почувствовать его нрав, взобраться ему на загривок, натянуть невидимые удила, или наоборот подхлестнуть, ударить пятками в бока, сказать: эй, крылатый конь, вези! И чем ближе к океану, тем крепче и надежней становилась эта связь.