Ноги перестали держать ее окончательно, спина раскисла, точно картон под дождем. Эйтлинн упала на колени перед больничной койкой, уронив голову на грудь умирающему королю Маг Мэлла.
— Ну, не надо, моя королева, — прошептал он. — Ты же всегда знала, что однажды так будет. И я восхищался твоей отвагой. Прости, я потерял то снадобье Эрме. Вероятно, оно могло это все как-то отсрочить. Не судьба.
Эйтлинн несколько раз вдохнула злые иглы воздуха:
— Это мой гейс?.. — Спрашивать было страшно.
— Не думаю, что он. — Киэнн покачал головой, и Эйтлинн почти сразу ощутила, что он врет. Просто не хочет этого допускать, старается убедить не только ее — себя самого. — Я же успел. Минута в минуту…
Если бы ты был в этом уверен.
— Ты тут ни при чем, — усердно продолжал врать он. Даже как будто сил прибавилось. — Просто, ну, я же не бесконечный, это только память у меня… Знаешь, ее ведь вместе с именем отдали. Я не говорил? Ну, я ж подменыш, сложно было, вот и… Что-то вроде «бесконечная вязь дневного пламени» означает. На древнем наречии сидов. Ну, это очень закручено, «дневное пламя» — это они про солнце так. А вообще у нас похожим словом цветочек мелкий зовут, желтенький такой, знаешь, у людей он тоже, кажется, есть. Он еще долго не умирает, даже если срезать. Бессмертник, кажется. Гелихризум... Ну, хватит меня поливать, Этт, гелихризум хорош в икебане, а ты на меня воду льешь! Хреновый из тебя флорист!
Эйтлинн выдавила из себя улыбку, наверняка тусклую, как сухоцвет в зимнем букете:
— Ты невыносим!
— Я знаю. А теперь давай, шевели своей очаровательной задницей, хозяйка Аннвна! К башне приду, как обещал. Будешь делать со мной, что пожелаешь.
В мозгу полыхнуло яркой вспышкой:
— Киэнн, — торопливо, жарко заговорила Эйтлинн, — слушай, не мне, конечно, за тебя решать, но, может, сделай так, как хотел Эрме? Это выход же, правда! Может, единственный. Освободи воды Ши-Ланэ, верни их в Маг Мэлл! Я помню, про них пишут, что они несут смерть живым, но, может, это совсем не о том, может, это иносказательно даже? Поэтически? Или просто о том, что водой Источника нельзя злоупотреблять, чтобы лекарство не стало ядом? Живая вода мертвой?
Он так же бесцветно улыбнулся в ответ — призрак улыбки, тень, слуа:
— Не соблазняй меня, Этти, меня сейчас… очень легко соблазнить. Я, видишь ли, все-таки до безобразия люблю эту сучку жизнь и очень не хочу снова подыхать. Это… неприятно…
Веки тяжело упали, но ресницы продолжали едва заметно подрагивать. За спиной дежурным ангелом смерти материализовалась суровая медсестра с новым флаконом препарата для капельницы, и Эйтлинн стали ненавязчиво намекать, что пора бы оставить пациента в покое.
— Езжай, Этт, — проговорил Киэнн, словно почувствовав ее нерешимость. — Я подумаю. Обещаю.
И она поехала. Сама не зная, почему это делает — точно он загипнотизировал ее. Как в забытье, долго тащилась в такси по ночному городу, потом, как зомби, бездумно шла вдоль рядов с камерами хранения, плохо соображала, что и зачем ищет…
За железной дверцей сонно, точно увязнув в собственной сети, ворочается восьминогая тварь. Эйтлинн нашла бы ее, даже не зная номера ячейки — ощутила. Мохнатая паучиха, с ладонь, не меньше. А вот цифры кода хорошо, что записала.
Эйтлинн открыла камеру и вытащила чей-то старый, засаленный и пропахший дешевым табаком рюкзак. Тарантул в полупрозрачном ведерке, похоже, был прекрасном здравии, а гостье и потенциальной освободительнице нисколько не обрадовался: вздернул передние лапки вверх, приняв боевую позу. Ну что ж, паук точно не был галлюцинацией, может, и все остальное Киэнну не примерещилось. Эйтлинн сунула контейнер в спортивную сумку и пошла брать билет на последний рейс до Бристоля. Только потом сообразила, что надо бы сначала и вправду как-то их прозвонить. Но по ту сторону Атлантики стояла то ли глубокая ночь, то ли раннее утро, и на звонки все равно никто не отвечал. Разыскать же владельцев дома на Пэсидж стрит в интернете тоже не получалось, слишком мало входных данных. Остается только поехать и позвонить в дверь. Благо, по крайней мере, такой физический адрес действительно существовал, даже картинки в Сети нашлись: серая, невыразительная пятиэтажка, номер квартиры, правда, ей не сообщили, но в сумке болтался предполагаемый информатор. Если же окажется, что он не слишком сговорчив и вообще всего лишь паук, или по пути ненароком околеет, можно и просто по соседям пройтись, расспросить о мальчике и девочке. Будет, конечно, глупо, если никаких детей там в помине нет и не было, или напротив — их столько, что узнать, который Ллевелис окажется непростой задачей. Даже если она увидит его воочию — узнает ли? Сердце подскажет? — Сказки это все, про сердце. Сердце — мышца, она кровь перегоняет, отстань от нее!