— Ты дома? — все еще сонно протянула она. — Все в порядке?
Киэнн придирчиво всматривался в ее черты, вслушивался в интонации голоса. Впрочем, он сам научил ее лгать и поймать на лжи мог далеко не всегда.
— Поднимайся.
Получилось куда резче, чем он хотел. Фоморка что-то почувствовала и резко распахнула глаза.
— Ты злишься? Из-за того, что я проспала твое возвращение?
— Поднимайся, пошли.
Теперь ее это, похоже, и впрямь встревожило. Эйлинн невольно отстранилась, брови сдвинулись на лбу в недоуменной гримасе.
— Что-то случилось?
— Идем, покажу.
Выдержки хватало только на односложные ответы. Киэнн едва ли не силком вытащил фоморку из кресла и поволок за собой. По мере приближения к комнате Ллевелиса тревожное состояние Эйтлинн все больше усиливалось. Вот только о чем это свидетельствовало? Наконец Киэнн довольно бесцеремонно втолкнул ее в брошенную распахнутой дверь, сам оставшись стоять в дверном проеме у нее за спиной.
А еще секунду спустя Эйтлинн закричала. Кричать она всегда умела ого-го! С потолка сорвалась люстра, разлетевшись вдребезги, с полок и шкафов посыпались игрушки, фигурки, тонкие хрустальные пластины-зеркала эльфийских книг и старомодные бумажные кодексы в бархатных переплетах. Потом бледная вопящая фурия с пылающими безумной яростью глазами развернулся к Киэнну и влепила ему такую затрещину, что мир пошатнулся и свет померк.
— Ты говорил: двадцать лет! Ты говорил: ничего не станется!
За первой пощечиной последовала вторая, по силе немногим слабее.
— Можно было хоть раз в жизни не врать!
Киэнн перехватил ее запястья, использовав ту малость магии, которую мог себе позволить. Фоморка всегда была сильнее его, что чисто физически, что в проявлении волшебного дара, ее мать или отец определенно постарались не испортить дочь ритуалом подмены. Но у нее не было школы Эрме. Фоморка извернулась змеей и попыталась двинуть его коленом в промежность. По щекам ее катился мутный поток слез.
— Ты же убил его, сукин сын! Убил!
Киэнн удовлетворенно кивнул:
— Экспрессивно. Убедительно. Верю.
— Веришь во что?! — проорала ему в лицо она, все еще вырываясь и кривя губы в диком оскале.
— Что это не ты подменила ребенка.
Напор Эйтлинн немного схлынул, точно ударившись о невидимую стену.
— Подме… что?..
Киэнн развернул ее за плечи, заставив вновь посмотреть в сторону детской кроватки.
— Это не Ллевелис. Это человек. Подменыш.
Она заторможено переводила непонимающий взгляд с ребенка на Киэнна и снова на ребенка. «Если это какая-то дурная шутка...» — отчетливо читалось во взгляде, и негодование невольно мешалось в нем с безрассудной надеждой. Пусть это будет дурной шуткой, сколь угодно дурной! Пожалуйста, пусть!
Мне бы тоже этого хотелось, дорогая.
— Но… Зачем?.. — наконец выразила квинтэссенцию своего нынешнего состояния она.
— Отличный вопрос. Жаль, у меня пока нет на него ответа.
Потому что на самом деле может быть все, что угодно. И вместе с тем — любая причина абсурдна и неправдоподобна. Более неподходящего объекта для подмены трудно себе представить, более нелепого способа мести — тоже.
— И что ты собираешься делать?
Уже требовательно, со звоном натянутой до предела струны. Я не знаю, Этт. Я в таком же отчаянии и растерянности, как и ты.
Никогда не отвечай так женщине, которая верит, что ты спасешь ее ребенка!
— Перевернуть вверх дном все три известных мира, если то понадобится, найти виновного, освежевать его заживо, поджарить на медленно кипящем масле и любыми средствами заставить его вернуть Ллевелиса.
Эйтлинн нервно дернула уголком губ, вероятно, сымитировав улыбку:
— Последняя часть мне нравится больше всего.
— Ты добрая женщина, Этт, — хмыкнул Киэнн. — Мне нравятся все, кроме первой. Но начать придется все же с нее.
Глава 7. Кровь сидов
Трюк с привлечением к делу баньши провалился. И даже не просто провалился, а провалился с оглушительным треском. Но вовсе не по причине сложного характера и исключительной несговорчивости плакальщиц. Загвоздка оказалась в Глейп-ниэр и ее свойствах — ведь по сути маленького подменыша убивал не столько тот, кто подменил его: ребенка убивали все фейри Маг Мэлла, включая саму «провидицу», черпавшие собственное бессмертие из Серебряной Плети. И осознание этого вводило баньши не в обычный для нее транс прозрения, а повергало в яростное, исступленное безумие. А безумная баньши — тот еще подарок. В общем, после двух первых попыток, Киэнн не решился продолжать эксперимент. И перешел к плану «Б».