— А… — Голос чуть дрожал, и Эйтлинн всеми силами старалась расслабиться, чтобы не выдавать себя. — Облик подменыша — это вообще что? Тоже своего рода иллюзия?
Она сама не могла понять, почему до сих пор не поинтересовалась этим вопросом. Прочла все, до чего добралась в гримуарах и летописях сидов и фоморов, а с механикой создания подменыша точно нарочно избегала знакомиться. Может, и вправду нарочно: все-таки это касалось ее лично и задевало самые больные раны в душе.
— Этт, не говори вздор! — Киэнн закончил с белилами и взялся за кисть для пудры. — Будь оно иллюзией, я в два счета сорвал бы маску с того маленького подменыша. Хотя бы для того, чтобы не мучать тебя и себя самого его сходством с Ллевелисом.
Кисть запорхала с проворством мотылька. Густой аромат парфюмированной пудры облаком повис над головой.
— А что? — Эйтлинн едва не закашлялась. — Как его обычно… снимают?
— Почти так же, как и накладывают. При участии обоих подменышей. Только обратный ритуал еще сложнее прямого. И редко проходит безошибочно. Когда природа человека и фейри уже смешана, отделить первое от второго и вернуть обратно примерно так же сложно, как извлечь молоко из кофе.
Эйтлинн на секунду полегчало, а затем кольнуло в сердце еще сильнее: выходит, Ллеу, даже если они найдут и вернут его, возможно, будет носить чужое лицо до конца жизни?
И о чем ты только думаешь? Сейчас главное — спасти его! И всех остальных вместе с ним. Потому что когда Серебряная Плеть пожрет Киэнна… По спине снова проползла холодная змея ужаса. Кому взбрело в голову в очередной раз поставить весь мир на край гибели, отобрав у короля его наследника? Кто еще сам настолько не жилец, что готов пожертвовать собственным бессмертием ради… Чего? Дурной шутки?
«Я не отдам ему свою смерть. Я знаю способ». Что, если это он и есть, твой способ, Киэнн? Спрятать Ллеу в мире смертных, как когда-то спрятали меня? Кому еще, кроме нас двоих это выгодно? Я знаю, что это не моя работа, но знаю ли, что и не твоя? Ты искусный лжец, и даже все твое усердное стремление вернуть его может быть бесстыдным притворством и симуляцией.
— А я? — чтобы хоть как-то отвлечь себя от дурных мыслей спросила она. — Как у меня это получилось? Без ритуала и двойника-человека?
— Понятия не имею. — Киэнн закончил подводить ей глаза и накладывать тени, запахло тушью для ресниц. — Открой правый глаз пошире и сиди тихо. Да, вот так. Захочешь — спроси Эрме, может, у него есть какие-то соображения на этот счет.
— Слушай, а если мы с тобой увидим Ллеу в том облике, который у него сейчас — мы сможем его узнать?
— Вряд ли, — с явственной досадой в голосе констатировал Киэнн. — Но я почти наверняка увижу, что это — ребенок-подменыш. Да и ты, скорее всего, увидишь.
Эйтлинн с некоторым облегчением вздохнула и почему-то невольно попыталась припомнить, не разглядела ли грязноватой ауры подменыша у того чумазого упрямца-латиноса на причале. По возрасту он, наверное, вполне мог быть Ллевелисом… Ты с ума сошла! Что же ему, и память заодно стерли? Да еще перепрограммировали на испанский вместо шилайди. Хотя, а кто их знает, этих фейри? Может статься, они и на такое способны. Тот же пикси, к примеру…
Придумай что-нибудь менее бредовое. Киэнн, пожалуй, прав: ты проецируешь образ Ллевелиса на первого же встречного ребенка, потому что тебе его не хватает, и ты жаждешь видеть его в несчастном оборванце из какого-то гетто…
— Готово. — Киэнн сдернул с нее простыню и развязал шарф. — Можно ехать.
Из зеркала на Эйтлинн смотрело мертвенно-белое с едва заметным отливом в синеву чужое лицо с вампирскими провалами на месте глаз и гуталиново-черным ртом.
— Жуть какая! — невольно дернула плечами фоморка. И, по неосторожности повторила недавнюю фразу Киэнна: — Ты уверен, что это было хорошей идеей?
— У тебя есть лучше? — не преминул вернуть ей ее же слова он. — Я весь внимание.
Эйтлинн поморщилась. Ну, это всяко лучше, чем быть собакой…
Собака! До нее вдруг дошло:
— Подожди, а как ты объяснишь на ресепшене, куда делась твоя собака и откуда взялась я?
Киэнн оттирал пальцы салфеткой.
— Ничего я не собираюсь объяснять. Я же сраная рок-звезда. Пусть радуются, что одна собака и одна девка, а не дюжина.
Вопрос сорвался с языка сам собой:
— Я похожа на группиз?
Да еще и прозвучал как визг возмущенной добродетели: за кого ты меня принимаешь? Я не такая! Даже как-то стыдно сразу стало.
Киэнн самодовольно ухмыльнулся:
— Еще бы, я ж старался! Только не изображай из себя того, кто ты есть на самом деле, госпожа профессор. Окей? Но и не переигрывай слишком уж усердно, а то еще решат, что под кайфом. Шум вряд ли поднимать станут, но нам оно надо еще меньше, чем им.