Озадаченный услышанным, Альбан минуту или две молчал.
— Ты, как обычно, бьешь без промаха, — наконец проговорил он.
— Я так привык, тебе ли не знать…
—Да, чувство такта никогда не было твоей сильной стороной.
— Если я не скажу, кто тебе скажет?
— В твоих словах есть рациональное зерно, но ты забываешь о главном, Давид: я люблю этот дом, по-настоящему люблю. Это единственное место, где я хотел бы жить.
Дверь в коридор оставалась открытой, и они услышали звук шагов сначала на лестнице, потом в коридоре.
— Это не призрак, — пошутил Альбан. — К нам спускается Валентина. Не рассказывай ей, о чем мы тут говорили, ладно?
— Мог бы не просить. Только вот…
Молодая женщина вошла в комнату, и Давид обернулся с широкой улыбкой на лице.
— Вот и прекраснейшая из женщин! Повезло же нашему Альбану!
Давид смотрел на Валентину с восхищением, но по-дружески.
— Я не заметила, как прошло время, — извиняющимся тоном проговорила она. — Увлеклась рукописью. Жозефина уже, наверное, нас ждет?
На Валентине был длинный голубой пуловер с пояском на талии, на ногах — обтягивающие джинсы и ботфорты.
Волосы цвета красного дерева, собранные с одной стороны заколкой со стразами, свободно спадали на плечи, делая ее похожей на юную девушку. Не отрывая от нее восторженных глаз, Альбан приблизился и, убрав прядь волос, поцеловал ее в шею.
— Обожаю твои духи, — прошептал он, прижимая ее к себе.
— Вперед, друзья мои! — смеясь, вмешался Давид. — Нас ждет Жо!
Он выключил свет и подтолкнул их к двери. После кабинета с его ветхой, но симпатичной обстановкой слабо освещенный ночниками коридор показался им зловещим — эхо шагов гулко прокатилось по белому с черными вкраплениями мрамору, вдоль стен скользили тени. Словно сговорившись, Валентина, Альбан и Давид молча вышли из дома. В тридцати метрах в темноте, словно маяк на побережье, горели окна маленького флигеля. Альбан невольно оглянулся через плечо, и массивный силуэт «Парохода» снова предстал перед его растерянным взглядом.
3
Софи проснулась в плохом настроении. Этой ночью она видела беспокойные сны, оставившие горьковатый осадок. Наверное, Альбан проник в ее грезы, потому что она слишком часто вспоминала о нем накануне… После обеда Софи позвонила мужу и предложила провести уик-энд в Нормандии, мотивируя это тем, что дети будут вне себя от счастья, да и День всех святых приходится на ближайший понедельник, так что у них будет не два выходных, а три. Жиль с радостью согласился, однако, сославшись на намеченные на сегодняшний вечер встречи, пообещал, что приедет завтра утром на поезде.
Часы показывали пять, когда Софи остановилась во втором ряду перед школой. Чемоданы в багажнике, бак полон — остается только выехать на автостраду. С мобильного она позвонила Альбану и сообщила, что они с детьми приедут к ужину.
— Я привезу еду, я уже все купила в «Hediard»!
И речи быть не может о том, чтобы Валентина становилась к плите! «Пароход» — дом Софи, и она не потерпит, чтобы эта девица изображала из себя хозяйку.
Как только Анна, Поль и Луи устроились на заднем сиденье и пристегнули ремни безопасности, она выехала на дорогу, движение на которой, как всегда по пятницам, было очень оживленным. Софи не очень нравилось водить машину, особенно такую, как этот купленный для нее Жилем семейный «универсал». И все же сегодня Софи чувствовала себя свободной. Сидя за рулем, она могла не слушать громкую болтовню детей, достаточно было время от времени оборачиваться, чтобы навести порядок, когда разговор переходил в ссору. Жиль, управляя автомобилем обычно рассказывал ей о своих клиентах или, что еще хуже, пускался в пересказ судебных прений, и Софи приходилось поддерживать беседу. Сейчас же она могла думать о чем угодно.
— Поль, не прикасайся к стеклу! — рявкнула она, бросив взгляд в зеркало заднего вида.
Она сказала детям, куда они едут, и теперь они не могли усидеть на месте, предвкушая грядущие удовольствия. Как и отец, они обожали «Пароход», «на борту» которого располагали куда большей свободой, чем дома. Софи предпочитала называть дом виллой. О вилле Софи любила рассказывать друзьям, которые зеленели от зависти, когда, в подтверждение своих слов, она показывала пару фотографий. Софи не настаивала на продаже «Парохода» исключительно из эгоизма: где еще дети смогут так порезвиться, как не в огромном, принадлежащем семье доме, который к тому же находится в двух часах езды от Парижа? На выходных в квартире их невозможно заставить сидеть спокойно, особенно вечером, а у нее от их вечного гама мигрень…