Время словно замедлилось. Канан в оцепенении смотрел на приближающееся остриё своей смерти, и жалел о многих совершённых им поступках. Жалел, что так и не достиг ничего в жизни путного. Жалел о том, что вовремя не разглядел свою единственную и сам же упустил. А как же Сора? Что теперь будет с её не родившемся сыном? И тут же печально усмехнулся: Дракон о них позаботится. Похоже, на этот раз всё закончится иначе. Видно такова воля судьбы. Мужчина поднял взгляд в хмурое небо, чтобы напоследок запомнить, плывущие по нему облака. И вскоре почувствовал сильный толчок в грудь, от которого упал на спину в снег… только вот ожидаемой боли не последовало.
– Гггхаа… – послышалось совсем рядом.
Канан неверующе вскинул взгляд пред собой и глухо выдохнул. Нет… Впереди на боку неподвижно лежал брат, из его груди, прямо из сердца, торчало древко стрелы. Но охотник был ещё жив, он затуманенным взором смотрел в ответ и улыбался, кулак лорда разжался, и оттуда в снег выпал маленький артефакт переноса. Верно, последний камень был у него.
– Вир, зачем…?
– За..тем, чтобы ты воспи…кх… воспитал моего сына, – сквозь хрипы проговорил мужчина. Из его рта хлынула кровь и он закашлялся, после продолжил: – Дух Ямата–но примет в уплату мою душу. Теперь ты сможешь одолеть импер..атора… гх… стрелы были его последней атакой, он сейчас истощён. Поспеши, не дай мне умер..реть зря.
Сглотнув ком в горле, Канан пообещал выполнить предсмертную просьбу брата. Резво поднялся на ноги, отмечая, что скованность в мышцах действительно отступила, и, обозрев пространство, нашел глазами Хассияна. Тот стоял на том же месте, однако, всё его внимание было уделено не им, а куда–то в сторону. Коронованный наследник перевёл взгляд туда же и замер повторно: к ним что–то крича, со всех ног бежала Сориния, а за её спиной по ту грань барьера столпились остальные, но в отличии от девушки те пройти не смогли – не текла в их венах кровь древних.
Меж тем Сора поравнялась с Кананом, мельком осмотрела его на наличие серьёзных ранений и поспешила к охотнику. Присела рядом на колени, затормошила того по щекам, приводя в чувства, а увидев хвост стрелы, торчащий из груди, в ужасе вскрикнула и зажала рот рукой. Лорд приоткрыл глаза.
– М..малышка? – позвал тихо, проверяя не ослышался ли.
– Д–да, я тут! – отозвалась срывающим голосом, по щекам ручьём полились слёзы, но она утерла их и сжала холодную ладонь мужчины.
– Значит мой отец не уследил за тобой… Стоило ожидать, ты целеустремленная… Признаться… уж думал, что больше не услышу твой тоненький голосок… – он говорил медленно, с паузами, каждое слово давалось ему с трудом, – не увижу твоих прекрасных зелёных глаз и не почувствую мягкость кожи твоей.
– Вириан, что ты…! – воскликнула было Сориния, но охотник приложил палец к её губам.
– Тише. Мне нравится, как моё имя звучит из этих уст, но прошу, послушай… у меня осталось мало времени, – он тяжело вздохнул и тут же зашёлся в приступе надрывного кашля. А прокашлявшись, произнёс: – Объяви отцом ребенка Канана и иди с ним под венец… Миширо не станет помехой. Умирая, я хочу знать, что… кхха… мой сын вырастет наследником. Обещай мне… и прости за причинённую тебе боль, если когда–нибудь сможешь.
Сориния слушала, молча глотая, продолжавшие течь градом слёзы. Как жаль, что она не может ему помочь исцелением: ребёнок вытягивает слишком много сил. Смотря в затухающие янтарные омуты охотника, девушка положила его руку к себе на живот под полушубком, и малыш, будто этого и ждав, легонько толкнулся.
– Я уже простила тебя. И обещаю… – голос предательски задрожал, – что мы с Кананом вырастим твоего… нашего сына в любви.
Уголки губ охотника чуть дрогнули, и его веки закрылись, грудь перестала вздыматься.
– Вириан…? – прошептала Рина. Но охотник не ответил на зов. Лишь ледяной порыв ветра пронёсся рядом с ними, всколыхнув волосы и одежды. – Вириааан!!!
***
Вокруг лишь яркий свет и ничего более. Ни снега нет, ни замка, ни холмов, ни земли, ни неба. Один сплошной свет. Хотя нет, где–то недалече звенят колокола и щебечут птицы. Как она здесь оказалась? Когда? И вообще, где это здесь? Последние, что помнила – это собственный крик, и закрывающиеся веки Вириана. Вириан! Слёзы вновь хлынули по щекам, деля лицо на три равные части и обжигая кожу подобно огню. Сориния вдруг обнаружила, что стоит на какой–то алее, ведущей извилистой тропой к какому–то храму.
– Quae medicamenta non sanat, ferrum sanat; quae ferrum non sanat, ignis sanat. Quae vero ignis non sanat, insanabilia reputari oportet… (Что не излечивают лекарства, то лечит железо, что железо не излечивает, то лечит огонь. Что даже огонь не лечит, то следует признать неизлечимым).