Авалайн хотела открыть рот, но уловила движение сбоку. Незнакомая женщина — медсестра в белом халате с именной биркой на кармашке, взволнованно вскочила со стула, отложив бумаги. Её голос, такой мягкий и на удивление спокойный потонул за другим шумом. Позади неё открылась дверь, пропуская в помещение из темноты коридора человека. Тот замер на проходе, выронив из рук поднос, что с грохотом и звоном битого стекла стукнулся о пол.
Девушка открыла рот, беспомощно, в порыве боли и радости пытаясь произнести желанное «мама», но вместо этого лишь пошевелила губами, как выброшенная на берег рыба, не в силах произнести хоть слово, ощущая, как вновь проваливается в сон, только и слыша баюкающий голос медсестры: «Всё, не переживайте, она выходит из комы, это нормально!» и «Эй, зови врача, пациентка очнулась!».
И перед тем, как закрыть глаза; перед тем, как потерять из виду мамино лицо, украшенное новыми морщинами и обрамлённое абсолютно седыми волосами; перед тем, как вновь провалиться в темноту, уже не такую всепоглощающую и холодную, Авалайн услышала уже знакомый голос где-то у себя в голове:
«Всё в порядке, я с тобой. Надерём этим шартиконам бампера, а?»
========== 7. Кислород. ==========
Ей долго ничего не говорили. Авалайн искренне раздражала манера окружающих проявлять свою заботу в недосказанности и ограждении от информации. Только убедившись в стабильной работе мозга, врачи ошарашили её правдой: множественные травмы, вылет через лобовое стекло и кома длинною в полтора года. Вердикт как приговор: годы на восстановление. Айронхайд в тот момент не смог сказать ничего лучше, кроме как «Сочувствую» тихим шёпотом где-то у неё в голове. Большего он, сбитый с толку их беспомощным положением, не мог.
Мать с сестрой навещали её поочерёдно, скрывая боль за благородными улыбками. На тумбе у кровати всегда распространяли сладкий запах свежие цветы, но родные приходили без них, а на красноречивый взгляд — и со временем вопросы — отвечали уклончивое «Не знаем».
Врачи в чём-то были правы: восстанавливаться девушке оказалось тяжело. Мозг работал как до комы: пробелы в памяти восполнились сами собой за считанные дни — и иного объяснения, кроме как «чудо» не нашлось. Сложнее оказалось с физической стороной вопроса: Авалайн долго училась заново держать ложку, ходить, а уж с речью у неё и вовсе возникали проблемы — связки вроде работали, но ничего членораздельного выдать не получалось. Айронхайд со временем догадался что к чему, и стал терпеливо думать — и говорить — вместе с ней, в унисон, поддерживая, не сбивая с толку и без того перенапряжённый мозг, помогая настроить его работу. Их общение — если это можно так назвать — стало хором вороха мыслей двух существ в одной голове с ограниченной картой памяти. Часто многовековой опыт кибертронца врывался воспоминаниями и вызывал у девушки убийственно сильные мигрени.
Позитивные сдвиги тянулись неделями, и основной год работы оказался самым тяжёлым. С первых месяцев, когда приходилось нащупывать руками предмет и восстанавливать моторику дрожащих пальцев — и до момента, когда получались осмысленные предложения, проходило слишком много времени для самой Авалайн. Все вокруг радовались, а она только скрипела зубами от недовольства, осознавая сколько на её плечах ответственности. И Айронхайд — вовсе не глюк её сознания или фантазии, вполне реальный по голосу и ощутимый непонятным теплом в минуты отчаяния, оставался тяжёлым грузом.
У неё — прогресс, у него — заточение и вынужденное пребывание возле беспомощного человека, неспособного первое время даже поесть самостоятельно.
Когда в палате не было медперсонала и её родных, они экспериментировали, пытаясь понять предел собственных возможностей. Увы, Айронхайд оказался не привидением из игр и комиксов: перемещаться он не мог, получал информацию, обработанную мозгом девушки, и по сути его привычным занятием стали разговоры и наблюдения. Иногда это помогало Авалайн вставать после падений, ощущая важность каждого шага. И наоборот: временами его хриплый голос только нагнетал и доводил её до тихих слёз пока никто не видит. Уверенное «Ты не виновата», звучавшее каждый раз, словно кинутый камень в спину, не убивает, но оставляет болезненный синяк в напоминание.
Недостаточно быстро.
Недостаточно прогрессивно.
Недостаточно сильно.
Недостаточно…
Айронхайд её ни в чём не попрекал, лишь иногда, в порывах человеческих истерик, позволял себе гаркнуть, да так, что девушка замирала и опускала голову, пытаясь унять рой хаотичных мыслей в порывах самокопания. Вынужденное заточение без должного объяснения его вымучивало. Где его боевые товарищи? Кто жив? Кто мёртв? Сколько десептиконов осталось? С каждым днём, потом — неделей, потом — месяцем, — его мысль насчёт возвращения собственного тела приходила всё реже.
Он не мог смириться с унизительным заточением в тюрьме чужого разума. Хотелось ощутить привычную тяжесть пушек, промчаться по пригородным дорогам под закатное солнце и помять парочку десептиконов. Но ворчанием и обвинениями — даже в порыве ярости — ничего не добьёшься, и в какой-то момент Айронхайд осознал, что его вспыльчивость в отношении поступков и мыслей девушки ушла на задний план. Он стал терпеливее к её внутренним демонам — и перестал заострять внимание на хрупкости сломанного человеческого тела. Автобот всё равно существует, думает, и это давало ему слабую, но надежду.
Авалайн редко улыбалась. Её губы дрогнули в улыбке только несколько раз: от первого произнесённого слова без хриплых перебоев, от ощущения бетона улицы вне больницы под ногами и когда психотерапевт перестал измываться над ней с вопросами о чувствах с глубокой аналитикой мыслей. На втором году после выхода из комы она устроилась на работу — полноценную, на полную ставку, хоть родные и волновались, что чрезмерная сидячая активность и близость компьютера могут ей навредить. Только вот запреты врачей стали ей поперёк горла, а сидение на чужой шее — тяжкой ношей. Девушка подозревала: счета оплачивал конкретный человек — слишком уж непосильным для семейного бюджета стало бы лечение у лучших специалистов и нахождение в дорогостоящей клинике. С Барри она напрямую на контакт не выходила, предпочитая потихоньку узнавать всё самой.
Так и сидела в поисковике на перерывах между изучением бухгалтерии и пока не видит начальство, выуживая из самых отдалённых сайтов крупицы информации. Айронхайд находил на низкокачественных снимках и записях знакомые лицевые — до того, как оптика гасла от повреждений корпуса. С каждым новым источником он всё больше надеялся, что увидит очередного десептикона, а не боевого товарища, разрываемого на запчасти.
В 2011 году произошла битва в Чикаго и существование трансформеров больше не тайна. В том же году расформировали «NEST» и открыли правительственную организацию для отлова сбежавших инопланетян. Официальные источники не афишировали: охоту ведут на всех — десептиконов, нейтралов и автоботов.
В 2013 году Авалайн вышла из комы, пропустив несколько важных битв и ужесточение правил в отношении трансформеров. Любая попытка разузнать о них больше могла вызывать подозрения, а с её послужным списком — тем более. И всё равно она лезла на рожон, хоть и пыталась скрывать IP-адреса и всячески тёрла следы, особенно активно — во второй половине 2015-го. Айронхайд её действий не одобрял, но и не выступал против — ему нужно знать правду, хоть иногда новости о подозреваемых в укрытии автоботов людях навевали на тревожные мысли.
Рутина обоих утомляла, но стоило признать — без повседневного человеческого списка обязательных действий они сошли бы с ума в четырёх стенах, зарывшись в теории и догадки. А так Авалайн половину дня тратила на работе, получая с этого деньги, часть которых уходила на добычу информации вне сети об автоботах, при этом успешно имитировала нормальную жизнь ради родных — и не вызывая подозрений продолжала поиски.