— Ваша девушка, часом, не будущий врач? Нам тут до зарезу нужны инженеры, врачи и учителя. Таких, которые явились занимать богатые усадьбы и только и умеют, что лопатой орудовать, у нас хватает.
Франтишек захвачен врасплох и обезоружен. Слишком мало времени отделяет эту минуту от той, когда, удаляясь, стучали в ночи каблучки по каменной мозаике тротуара. Не зная, как себя держать в таких случаях, он отвечает правду:
— Когда мы с приятелем шлепали по грязи через поле, думали — вы по совместительству председатель кооператива, а вы, оказывается, ясновидящий! С будущей докторшей я разошелся вчера.
— Знаем мы, как расходятся в вашем возрасте! — махнул рукой директор. — Милые бранятся, только тешатся…
И все же вид у него такой, как будто Франтишек обманул его ожидания. Не сильно, правда, но обманул. И уже куда менее уверенно спрашивает директор Франтишкова приятеля:
— Ну а ваша девушка, верно, учительница?
Приятель, виновато улыбнувшись Франтишку, тихо отвечает:
— Да.
Этот не обманул ожиданий! Директор в восторге.
— В таком случае мы сделаем ее заведующей школой здесь, в деревне. И вы, — торжественно добавляет он, слегка откинув голову, — вы вместе с ней займете казенную квартиру при школе!
С этими словами он втолкнул обоих в гостиную, где их встретила рукопожатием маленькая директорша. Последовало взаимное представление.
Как бывает в жизни, директорша, это миниатюрное создание, во всем прямая противоположность мужу. Если он за несколько минут сумел завести их в такие дебри, где не было ничего похожего на то, что они себе представляли, сидя в аудиториях, то жена его мгновенно вывела их на торную дорогу.
— Пока вы шли садиком, он, конечно, уже и разместил, и женил вас. Это у него с тех пор, как его выбрали в райком партии. Воображает, что обеспечит район работниками, если будет сводить их в пары. Это ведь проще всего. И никто не упрекнет его в отсутствии интереса к людям.
Весело посмеявшись, все уселись вокруг круглого журнального столика под стеклом. Ваза с пончиками и деревянная шкатулка с сигаретами всех иностранных марок подчеркивают приятную обстановку. Директор высыпал сигареты на стол, стал раскладывать их по окружности. Получился огромный веер. Чехословацкие «Партизанки» и «Липы» и «Пелл-Мелл» англоязычных стран, французские сигареты, советские папиросы…
— Все преподношения наших деловых партнеров…
— Кушайте пончики, вчера пекла — конец масленицы!
Франтишек с приятелем угощаются попеременно и тем, и другим. Приятному настроению сиесты поддался даже сам директор.
— Жизнь тут у нас не та, что в глубине страны. После сорок пятого года коренного населения осталось мало, пришлось все начинать сызнова. Приезжали сюда люди, порвавшие с семьей, с классом, с коллективом… Все возникало на пустом месте, а строго говоря, — директор послал жене извиняющуюся улыбку, — это и сейчас так. Люди бегут и бегут отсюда, приезжают новые… А нам тут нравится, и, как появится новый человек, мы стараемся захватить его с потрохами… По привычке — и из чувства самосохранения!
Франтишек смотрит в окно; взгляд его, минуя розы, кусты крыжовника, поле, по которому он только что шлепал в грязи, устремляется к высокой тонкой трубе, извергающей оранжевый дым. Директор поймал этот взгляд и спешит с объяснениями:
— Не очень-то тут красиво, но в Праге или в Брно такая труба дымила бы и без нас. А здесь все мы чувствуем, что есть в этом и наша доля, что без нас тут ничего не дымило бы и не грело. Через год-другой, а может, и раньше, у вас возникнет такое же чувство… общей собственности или, если хотите, общей вины. Чувство, что плывем мы на одном корабле. Где вы думаете поселиться?
Приятели нерешительно переглянулись. Но они вместе пережили момент решения, вместе двинулись в путь, и теперь оба одновременно выпалили: