Нет. Не было ничего подобного. Автомобиль вкатил в ворота Жидова двора, друзья побросали вещички — частью на заднее сиденье, частью в багажник — и были таковы. Примерно таким же манером, только через потолок, улетучился Фауст; Франтишек же улетучился через ворота Жидова двора.
— Несправедливо заставлять тебя утомляться именно сегодня! — И на вопросительно-удивленный взгляд Франтишка друг торжественным тоном напомнил: — Сегодня ведь первая суббота сентября!
Так вот в чем дело! Вот что застряло в памяти друга с того давнего дня! Сперва-то Франтишек не понял, о чем речь, и пробормотал в смущении, словно перед каким-нибудь начальством:
— Допустим, ну и что?
И тут вдруг разом во всем блеске осветилось для Франтишка роковое, злополучное совпадение.
— Вот так незадача!
У Франтишка несчастный вид, у его друга — выжидающий.
— Если она и придет — в чем я сомневаюсь, прошло так много времени, — то все равно я смогу уделить ей не больше часа…
— А совсем недавно ты решил жить своей жизнью…
На это Франтишек не ответил. Не потому, что не мог или не сумел ответить, — просто он устал. Устал после целой недели работы, устал оттого, что и завтрашнее воскресенье не будет для него днем отдыха, оттого, что он вечно попадает из огня да в полымя. Существуют выражения «отдых после трудов праведных», «заслуженный отдых», но они предполагают усталость от работы, уже преодоленной; и вот вопрос: не больше ли утомляет человека мысль о работе, еще только предстоящей? Хорошо, что о свидании с девушкой — которое Франтишек, строго говоря, выиграл по жребию — друг напомнил уже у самого коттеджа, где они снимают мансарду. Мансарда же в таком состоянии, что всякие рассуждения о том, разумно ли начал Франтишек самостоятельную жизнь после всех гимназических, а затем институтских мытарств, можно считать излишней роскошью.
Ведра с белой краской, малярные кисти и кисточки, ведра с черной краской. Спросите, зачем черная, — ответим без труда. Новоиспеченные жители пограничья решили сначала побелить стены, а затем провести по ним сверху вниз черные полосы в следующем ритме: черная полоса шириной десять сантиметров, затем такой же ширины белая и так далее, до полного обалдения. Остановившись в разгар работ, чтоб полюбоваться плодами своего труда, приятели почувствовали головокружение. Плоды их труда подействовали на них, как последняя рюмка на пьяницу, как непривычный допинг. Инженер по технике безопасности с женой-бухгалтершей заглянули как-то в помещение, сданное этим сумасшедшим, да только робко переглянулись и вышли без единого слова. Они, конечно, представления не имели, до чего нелегко достать черную краску, какой красят железные печки.
Для этого требуется, во-первых, упорство, а во-вторых, терпение. Упорство — потому что продавец в лавке скобяных и химических товаров сначала меланхолически помолчал, а затем сообщил, что такая краска, по-видимому, существует, только он не понимает, зачем ему-то выписывать ее со склада. Продавцов, придерживающихся того же мнения, оказалось невероятное множество. А терпение понадобилось нашим друзьям как средство защиты от белой вороны, у которой требуемая краска нашлась. Этой белой вороной оказался продавец химтоваров в девятнадцатом по счету местечке. После всех ужимок, которые показались нашим друзьям несколько однообразными и неоригинальными, после хмурого разглядывания покупателей продавец осведомился:
— Господи, да на кой вам черная-то?
— Нужна она нам, и все! — в который раз повторили приятели.
Гудок. Его хриплый вой объединяет рабочих цеха, где вырабатывают купорос, с заводской врачихой, с обеими городскими школами, восьмилеткой и одиннадцатилеткой, с поликлиникой и с лабораторией, где работают Франтишек и его друг.
Оба радостно топают по железным ступеням лестницы. Неудивительно, что они спешат: впереди столько дела! Уже три недели красят они свою мансарду, а конца не видно. Три недели, мешая всем, свалены в коридоре связки книг и огромный вытертый ковер, взятый на время у местных любителей; пыль садится на рубашки и ботинки.
Владелец виллы, инженер по технике безопасности, так подчеркнуто выражает одобрение нежданной и исключительной ситуации, вызванной малярными работами, что возбуждает в обоих съемщиках неуверенность и подозрение. Потому что молодая жена инженера хмурится. По причинам, которые объяснятся позднее, она громко заявляет, что сдала мансарду двум инженерам, а не двум сумасшедшим. Жена инженера — бухгалтер в отделе зарплаты химического завода. На заводе работают три тысячи человек, и все они так тесно связаны между собой — автобусами, которыми ездят на работу и с работы, детьми, посещающими одну из двух школ, браками и интригами, — что Франтишек и его друг невольно выделяются на общем фоне. Давно бы пора им окончить роспись мансарды, перетащить к себе вещи из коридора, вернуть спортивные лежаки туда, где их взяли напрокат, и зажить как прочие люди, чтоб все было как полагается.