— Куда?
— А в новый дом от госхоза.
Зять еще в отчаянии крикнул:
— Чего ради?!
Но Франтишек уже начал понимать. Взяв Квету под руку, он сказал:
— Ну вот и поосмотрись тут хорошенько.
Женщина в окне на вопрос зятя только плечами пожала. У Кветы дрогнули в усмешке губы. Пошли к новым жилым домам госхоза — растянулись теперь парами, друг за другом, словно гуси. Франтишек первый подошел к аккуратному коттеджу с палисадником и, положив руку на скобу калитки, подождал остальных. И тогда погрозил братьям и сестре кулаком — как в ту пору, когда они были маленькие, а он — старший и самый сильный.
— Будете держать себя как ни в чем не бывало! Мы ничего не знаем. И знать не хотим.
Поскольку теперь уже все равно ничего не поделаешь, то к радостному подчинению былому Франтишкову авторитету присоединился и зять.
Когда они ввалились в кухню, у Франтишка возникло чувство, будто все это он однажды пережил. В кухне пахнет майораном, чесноком, свежим кофе и ромом. На подоконнике, на длинной доске, остужаются свежие колбасы. За столом — губы в сале — пируют отец с матерью, французские дядя с теткой и кузены Роже с Франсуа. Их обслуживает, слегка пошатываясь, Псотка. Зря Франтишек восстанавливал свой авторитет. Все тут уже сильно навеселе. Мясник Корейс, спиной к гостям, меняет пластинки на патефоне. Шумные приветствия, звучные поцелуи, растроганные поздравления, возгласы восторга при виде подарков — все перекрывает песня «Пойдем с нами, девушка, в поход, сколько радости в походе тебя ждет». Вместо того чтобы спросить, как это родители решились бросить дом, представляющий такое солидное состояние, зять ни к селу ни к городу осведомляется у отца:
— А вы, стало быть, свинью резали? Я-то думал, вы больше не держите…
— Да купили мы… — начал отец с глуповатой улыбкой и, не зная, что сказать еще, обернулся к своей сестре; та за него закончила:
— Уговорились мы — давайте, мол, сложимся, да и купим свинью ко дню рождения. Кому нынче охота выкармливать, навоз убирать, подстилку менять? Коли теперь все по большому счету пошло — пускай же и праздник большим будет!
Зять сидит — в одной руке тарелка с остывающим бульоном, в другой большая рюмка рому. Он заливает утраченную иллюзию и, обжегши глотку, торопится остудить ее хлебом с жирным мясом. Мать Франтишка сидит на кровати в углу кухни, обнимает Квету, то слезы утирает, то что-то рассказывает девушке. Она одна еще сохраняет ясную голову. Голос ее монотонно жужжит среди громких восклицаний и звучного чавканья:
— Отдали мы наш домик государству со всеми потрохами. А то, бывало, кто к нам ни придет, сейчас жалеть принимается. Мол, люди, да вы и жить-то как следует не умеете! Просто перетащили Жидов двор на сотню метров в сторонку. А знаете, сколько хлопот с таким домом? Что ни год — какой-нибудь ремонт…
И мать, как зачарованная, подводит Квету к калориферам. Нежно погладив холодные ребра, объясняет тоном актера-любителя:
— Центральное отопление!
Потом — осторожно, торжественно — трогает тумблер электрической плиты:
— Плита!
И снова уводит Квету к кровати, и Квета снова садится, как послушная девочка.
— На что новый дом, когда ты стареешь? Одна злость. Чтоб там все тебе на голову падало. Поверите ли — люди здесь даже судятся из-за домов! Родители с детьми, дети между собой. Вот до чего в нашем Уезде докатились!
Благо неимущему!
Мать любовным взором окидывает насыщающуюся семью:
— Это я не о своих детях. Вы их еще не знаете. Они друг за дружку жизнь отдадут.
Узкую грудь матери распирает гордость; мать снова всплакнула. Готова пустить слезу и Квета. Но она не знает, плакать ей или смеяться! Всхлипнет коротко разика два — и опять счастливо улыбнется. Дядя, углядев эту сентиментальную парочку на кровати, так стукнул кулаком по столу, что задребезжали ножи, стаканы, тарелки, бутылки:
— Бабы! А ну-ка, бабы!..
Тут все бросились к Квете, предлагая ей хлеб, колбасу, горчицу, бульон, мясо… Мать Франтишка робко извиняется. Только когда Квету плотно забаррикадировали мисками и тарелками, дядя утихомирился. Воспользовавшись минуткой тишины, он предложил веселой компании спеть французскую песенку. Предложение принимается с восторгом; дядя, постучав вилкой о тарелку, хлебнул рому и затянул превосходным баритоном:
Пение он сопровождал звяканьем вилки о тарелку, а когда все уловили ритм, тоже схватили свои приборы и во всю мочь застучали по чашкам и крышкам. Тетка всплеснула руками и плюнула:
43
Сюзон была служанкой, служанкой в кабачке, она любила пошалить с красавцами парнями…