В кафе на площади — утренняя свежесть. Струйки цветов форзиции стекают по тонким стеблям в густую зеленую траву. Девушка сказала Франтишку:
— На обратном пути машину поведешь ты. Хочу посмотреть, какой ты шофер.
Студенты возразили, что водят машину попеременно, по неделе каждый, и что сейчас очередь приятеля.
Над площадью, до той минуты пестревшей множеством солнечных зайчиков, отбрасываемых стеклами витрин и оконных рам, которые раскачивал ветер, сгустилась темная туча, предвещая дождь, а то и снег — во всяком случае, ненастье. Пора заплатить за кофе, встать и закончить эту славную, хоть и импровизированную прогулку. Существуют ведь еще и родители, которые, как это ни странно взрослым юношам, имеют на них какие-то права. Тем более что прогулкой этой жизнь отнюдь не кончается и Франтишек, избавленный от необходимости ежедневно уезжать в Уезд, может хоть каждый день встречаться со светловолосой медичкой. Каждый вечер могут они ходить в винный погребок, где стены обшиты почернелым деревом; каждый вечер могут они разговаривать по телефону…
— Звони по номеру инженера Моравца, — говорит Франтишек, когда они добрались до Праги, и на лице его несчастное выражение. Он понимает — такие слова следует произносить с некоторой небрежностью, но в то же время ему неловко пользоваться чужим званием, чужой квартирой, чужим телефоном. Он восхищен тем, как четко отпечатаны фамилии в телефонной книге: что написано пером — не вырубишь топором. Это в равной мере относится и к объявлениям в деканате, и к газетам. Франтишек честно тащит на себе бремя пользования чужой квартирой, потому что жилье необходимо всякому, кто хочет закончить институт. Порой его прошибает пот, но он добросовестно тащит эту ношу, ибо сознает ответственность, взятую им на себя в ту ночь, когда он увидел черную комбинацию любимой девушки, сознает свою ответственность за судьбу их обоих.
Он все чаще заводит с приятелем разговоры о жилищном строительстве в северном пограничье, все чаще выискивает в специальных журналах материалы о бурном росте химического предприятия в одном из районных центров Северной Чехии и с восторгом отмечает, что оранжевые дымы этого предприятия все дальше расползаются в глубь прелестных долин, все гуще окутывают конусообразные холмы, составляющие неповторимый пейзаж этого края.
Франтишек водит любимую девушку по окраинам Праги, где медленно, со всякого рода трудностями, со скрытыми и явными изъянами вырастают большие корпуса средней этажности, с маленькими квадратными окнами, со стенами, украшенными орнаментом, отдаленно напоминающим фольклорные мотивы. Франтишек, разумеется, никаких изъянов не видит, он как зачарованный заглядывает в незастекленные окна, воображая, что здесь вот будет спальня, тут кухня, а там гостиная, и гордится тем, что ему известно такое разделение комнат, хотя совсем недавно он об этом и понятия не имел.
— К тому времени, как ты закончишь институт, нам дадут квартиру. Знала бы ты, как разрастаются эти заводы! Как грибы после дождя! Нет, ты не бойся ехать в пограничье. Там не придется снимать угол или ютиться в чердачной конурке при больнице. Просто приедешь со своими вещами, а я тебе сразу покажу, где кухня, где ванная, где спальня…
И Франтишек, размахивая руками, расхаживает среди строящихся корпусов на окраине Праги, стараясь отгадать, что будет за тем вон окном или за этим.
— Когда я еще ходила в школу, больше всего любила учить уроки в спальне. Ты туда не заглядывал. Там уютно. А мама спала на кухне. А ты где любил делать уроки?
Несколько секунд — нет, более минуты топчется Франтишек вокруг ловушки, которую ему совершенно неумышленно подстроила подруга. Он уже чувствует на себе ее удивленный взгляд, который как будто спрашивает: «Я что, на китайском языке разговариваю?»
— А я их вообще не учил! — радуется Франтишек внезапному озарению.
— Но где-то ты же должен был писать домашние сочинения?
Девица неотвязна. Вся в мать.
— Домашние сочинения я обычно писал в школе. А дома — где придется.
— Я ничего про тебя не знаю. Удивительно, что только сейчас об этом подумала…
— Правда, — соглашается Франтишек и с нерешительной небрежностью объясняет: — Это, наверное, потому, что я живу у Моравцев. А сам-то я из простой семьи. Родители в госхозе работают. То есть мать там работает. Отец — железнодорожник. Мы будем строить свой дом.
Девушка молчит, и Франтишек думает, что она ждет приглашения. И у него срывается: