Опять долгий, изматывающий путь, гнус, непогодь, сомнения… Однако надежду не теряли. Все чаще стали поговаривать о близкой удаче; да и местные старожилы подтверждали: есть золото. Рассказывали: был случай, когда мужик с дальней заимки нашел самородок не меньше фунта. А в другой раз поведали: будто жил тут неподалеку, на берегу Бирюкуля, беглый мужик по имени Егор Лесной, жену похоронил и остался с дочерью вдвоем. Жена, сказывают, была у него красавица, а дочь и того краше. И было доподлинно известно, что Егор Лесной занимался тайной промывкой золота. Куда он его сбывал — никому не ведомо. Да и место, где он мыл золото, тоже никто не видывал. А знать об этом должна его дочь, потому как в последнее время ходили они вдвоем… Прошлой осенью Егор Лесной сгинул в тайге. А дочь его, неописуемой красоты девица, живет где-то не то в деревне Пихтачи, не то на заимке богатого крестьянина-промысловика, который, сказывают, не прочь женить на ней своего придурковатого сына…
Поначалу приняли это за сказку — наслушались за дорогу!..
Однако в деревне Пихтачи все выяснилось и подтвердилось: да, беглый мужик по имени Егор Лесной жил тут неподалеку, была у него дочь, которая сейчас на заимке, в семи верстах прямого ходу… Сказка сбывалась. Но когда явились золотоискатели на эту заимку и Фортунат увидел дочь беглого мужика Егора Лесного, почудилось, что сказка только-то и начинается.
— Зовут-то тебя как? — спросил он тихо, улучив момент.
— Елена, — ответила она, завораживая и вовсе сводя с ума голосом своим, взглядом, загадочной полуусмешкой. Светлые длинные косы, как два ручья, стекали по ее плечам.
Фортунат вдруг увидел у нее пониже шеи, в белеющей ложбинке, кровью опившегося комара… Первым желанием было — смахнуть, прибить комара, но рука не поднялась, казалось кощунством прикоснуться к этой таежной красавице, смотревшей на него насмешливо-строго, вызывающе…
Позже, когда Елена вела их к местам, где они с отцом нашли золото, Фортунат старался идти с ней рядом и взгляда своего не мог от нее отвести; должно быть, и ей было приятно его внимание, она вскидывала голову и улыбалась ему, только ему, Фортунату, и его будто обдавало горячим хмелем…
Шли долго. Место, которое указала Елена, было пологой песчаной косой, усыпанной ближе к реке щебенкой; остро торчали из воды щербатые камни, и река шумела на перекате, заглушая все остальные звуки. Отсюда Елена возвращалась, а Фортунату предстояло идти дальше. Он вызвался ее проводить — мало ли что может случиться в тайге, зверье всякое можно встретить… Елена засмеялась и возразила: иной человек в тайге страшнее зверя. Фортунат смотрел ей вслед. Тропинка виляла меж серых мшистых валунов, вздымалась на угор. Гудела внизу река, чернел вдали пихтач. На угоре Елена остановилась и помахала рукой. Подумалось, что ему, Фортунату, только ему помахала — и не прощально, а призывно… Фортунат зажмурил глаза, а когда открыл — угор был пуст, и сомкнувшийся поверху пихтач казался еще чернее, зловещее. Все! Фортунат, спотыкаясь о камни, пошел вдоль берега, песок и щебенка шуршали под ногами, остро впиваясь в подошвы сапог… Билась о камни, шумела река.
И не стало жизни Фортунату. Елена не выходила из головы, стояла перед глазами, снилась по ночам, виделась наяву… Как же ему теперь быть, куда от нее деться?
Экспедиция, продвигаясь вдоль Бирюкуля, исследовала в общей сложности около двухсот пунктов. И вот наконец были найдены золотые россыпи… Первые сибирские россыпи!.. Измотанные длительным переходом люди были ошеломлены, передавали из рук в руки золото, и радости, восторгу их не было предела. Подержал на ладони холодные тяжеловатые крупинки и Фортунат… Но золото, такое долгожданное и так нелегко давшееся, его не радовало. Опять Елена стояла перед глазами. И он подумал о том, что ничего бы не пожалел ради одной только единственной встречи с Еленой. Не было ему жизни без нее…
Вечером жгли костер. Пихтовый да сосновый сушняк с треском горел, раскидывая по сторонам искры. Жутко темнел подступивший вплотную лес, грозно шумела, река. И хмельной, взволнованный Федот Иванович, обнимая Фортуната за плечи, горячо говорил:
— Это надо запомнить… на всех скрижалях записать: август тысяча восемьсот двадцать шестого года. Завтра праздник — преображенье. Великий день преображения наступает… Преображенья Сибири! О, теперь, будь уверен, разгорятся глаза у многих, потянутся руки к Сибири… А мы все-таки первые. Мы — первые! Это пусть знают все. И такое мы тут развернем, на такую ногу поставим дело… Сибирь-матушка еще заявит о себе, скажет свое слово, ска-ажет! Как мыслишь, Фортунат Петрович? — доверительно спрашивал. — Ты хоть и молод, а дело свое знаешь, и дел у нас теперь прибавится…