Итак, наш прапорщик решил порыбачить на живописных просторах речки Хрюни, а рано утром, чуть свет, отправиться с уловом в лагерь..., - вот Фёкла Власовна-то обрадуется, ... и сварит отменную уху - любимое блюдо товарища Полено.
Уже вечерело, и едкая жара пошла на спад. Сложив свои манатки на дно лодки, прапорщик неторопливо отчалил от берега. Приятно было плыть по реке, - от воды поднималась влажная прохлада, а гребля разминала затёкшую спину. Прапорщик работал вёслами ладно и равномерно, как заправский спортсмен, и через полчаса был уже за пределами городка. Теперь уже не источавшие пыльную жару каменные дома стояли по обоим берегам реки, а - стройные корабельные сосны; и заходящее солнце играло в их кронах алыми змейками.
Очутившись за городом, товарищ Полено остановил лодку на середине реки и забросил удочку, предварительно насадив на крючок наслюнявленный и тщательно скатанный хлебный шарик. Долго сидел он и терпеливо ждал, глядя на покачивающуюся на водной ряби красную головку поплавка. Прошёл час, другой..., - не клевало. Вдобавок, уже совсем стемнело и становилось всё прохладнее. Прапорщик заскучал и начал думать, что зря он всё это затеял. Сидел бы он уже себе в своём уютном домике, в Хлюпинской в/ч, со своей Власовной, и ел бы вкусный ужин... "Однако же, делать нечего, - надо выпить и закусить!"
Он открыл первую бутылку и одним духом опорожнил её, закусив воблой и солёным огурцом, положенным на ломоть хлеба. Быстро живительное тепло согрело душу и тело, и уставшего за день товарища Полено потянуло ко сну. "Ну, вот ещё, этого только не хватало, - задрыхнуть здесь на воде", - подумал он и откупорил вторую бутылку. Осушив её, прапорщик тут же отключился.
Продолжение истории мы уже знаем. Добавлю только, что на этот раз товарищ Полено довольно легко отделался: провалялся больной в постели несколько дней с подхваченным в сырой лодке радикулитом, а по выздоровлении получил строгий выговор с занесением в личное дело "за безответственное и аморальное поведение на службе".
XIII
Наступила суббота. Все в лагере были довольны, что прапорщик Полено нашёлся, - ведь без него наша армейская жизнь стала бы уж очень монотонна и скучна. Но в этот день настроение наше было бы приподнято и без того. И для этого имелись веские причины. Во-первых, в выходные мы всегда отдыхали - не было ни занятий, ни работы. А, во-вторых, в субботу, к полудню, как обычно, нас должны были проведывать наши подруги и родственники.
Путь из Москвы до Хлюпинских лагерей был не близким - километров двести. Посетители прибывали: кто на машине, по единственной ведущей из Хлюпинска к лагерю просёлочной дороге; а кто - по речке Хрюне на "Ракете" на подводных крыльях, предварительно добравшись из Москвы до Хлюпинска на электричке. Несмотря на все трудности дальней дороги, в субботу в лагерь наезжало всегда много народу.
Обычно, посетители проводили целый день, до позднего вечера, со своими курсантами в лесных окрестностях лагеря: устраивали пикники, а к ночи уезжали в Хлюпинск, где пересыпали в весьма комфортабельной гостинице "Аленький цветочек", чтобы утром следующего дня отправиться обратно в Москву.
Самым удачливым курсантам удавалось даже иногда получить увольниловку и поехать самим дня на три в Москву. Так однажды подвезло Юному сперматозоиду, который отлично попадал по движущимся мишеням из автомата Калашникова на стрельбище, за что и был отмечен майором Мусом. В результате, Юрик первый провёл три "деликатесных" дня в Москве со своей подругой студенткой Хопс. Да-да, - той самой, из ЦПХ..., по-видимому, она крепко охомутала мягкотелого Муленко.
Вашего покорного слугу в увольниловку не отпускали. Однако и ко мне несколько раз приезжали родители. Их привозил на своей бежевой Волге мой дядя - Лёва, - врач, заработавший на свою шикарную тачку двухлетним упорным трудом в дружественной африканской стране Зимбабве. Волга с огромными усилиями пробиралась по лесной дороге, цепляясь низко посаженным брюхом за бугры и впадины. И дядя Лёва каждый раз зарекался больше не ездить ко мне в лагеря..., однако всегда появлялся снова. А вот моя сексапильная подруга - Люська Курицына - не приезжала ни разу и не писала, - вот сука!
Сегодня утром, как это обычно случается в субботу, лагерь был оживлён. Все готовились к приезду визитёров, и в жарком летнем воздухе зависло ожидание... Кто - тщательно брился, кто - подшивал к своей гимнастёрке новый белоснежный воротничок, кто - надраивал до блеска кирзовые сапоги. Короче, - все приводили себя в порядок. Мы же с Юным сперматозоидом решили подстричься... Тем более что накануне своего исчезновения, прапорщик Полено проверил причёски у нашей роты, прикладывая два сложенных вместе пальца (указательный и безымянный), сзади, к шеям выстроенных в шеренгу курсантов. Согласно Уставу, два пальца должны были точно входить между воротником гимнастёрки и началом волос на затылке. Так оказалось, что нам с Юриком первым и ещё нескольким ребятам следовало укоротить растительность на головах.
Сначала стриг меня Юный сперматозоид, а потом ножницы и расчёску предстояло взять в руки мне. Нужно сказать, что он выказал прямо-таки удивительный талант парикмахера: подстриг меня коротко, ровно и быстро. Мне же с его шевелюрой пришлось повозиться. Упрямые русые кудри курсанта Муленко оказались на удивление неподатливыми, - тем более, если учесть, что я выступал в роли парикмахера в первый (и, надеюсь, последний) раз в жизни. Закончив укорачивать волосы на левой половине Юриковой тыквообразной башки, я переходил к правой половине, - и там, почему-то, делал стрижку ещё короче, чем на левой. В результате я снова вынужден был возвращаться на левую половину, где срезал опять слишком коротко... И так далее, и тому подобное... В результате, по окончании стрижки, Юный сперматозоид увидел себя в зеркале почти лысым, с мелкими, неравномерными вкраплениями волос, картинно разбросанными по всей голове, как кочки на болоте. Юрик сначала позеленел, потом побагровел, но, очевидно, поняв всю безнадёжность своего положения, нашёл силы даже поблагодарить меня "за весьма оригинальную причёску..."
Помню, как примерно через месяц после возвращения из лагерей, я случайно встретил Юного сперматозоида и девицу Хопс в метро; и мы долго смялись, вспоминая мой первый парикмахерский опыт. Тем более что следы моей творческой работы ещё были довольно отчётливо заметны на Юриковой голове.
Подстриженные, гладко выбритые, в отутюженных гимнастёрках и надраенных сапогах, мы с Юриком первым решили спуститься к речной пристани - встречать единственную "Ракету", приплывающую ровно в полдень. Муленко надеялся на приезд студентки Хопс, а я никого не ждал и пошёл с ним за компанию. Мои родители и дядя Лёва навещали меня в прошлую субботу, - так что их появление сегодня было бы очень маловероятным, а Люську я уже и не думал увидеть, - загуляла, небось, с кем-то, - зараза!
Было жарко, пепельное солнце, подкрадывающееся к зениту, палило во всю силу. Мы уселись на высоком, отлогом берегу, в спасительной тени раскидистого дуба, на прохладной травке, прямо над пристанью. Отсюда, с высоты, река казалась извилистой лентой синего бархата, брошенной на зелёное покрывало. И вот по этой ленте, медленно поползла белая букашка, - приближалась "Ракета".
Студентка Хопс не приехала, и Юный сперматозоид загрустил, опустил свою стриженую голову... "А в прочем, - так оно и к лучшему, - не увидела она, мою новую причёску!", - филосовски заметил он после некоторого раздумья. И, обращаясь ко мне, сказал: "Пошли, Андрюха, в лагерь, - что толку здесь торчать?!"