Вика, в принципе, защищала коммунизм, признавая, однако, что в Советском Союзе построили не настоящее, а казарменное коммунистическое общество; и, что это государственное устройство - совсем не то, о чём мечтал Ленин. Васина супруга высоко ценила вождя мирового пролетариата.
Костя же, напротив, был отчаянным антикоммунистом и утверждал, что любой коммунизм - казарменный ли, настоящий ли - это чума двадцатого века. Он нападал на Вику, говоря, что она - марксистка-догматка, что она начиталась вредных книжек, и, что виноват во всём её научный руководитель профессор Буркевич - старый большевицкий козёл. И, что от него и от его жены Раисы - тоже марксистки-экономистки - Вика рискует набраться множеству сумасшедших идей!
Маша заступалась за свою подругу, хотя сама и разделяла по большей части Костины взгляды. Васечкин же, будучи антикоммунистом, как обычно, в таких спорах принял сторону Кости. Супруги Михельсон в споре не участвовали, а сидели тихо с полуоткрытыми ртами, несколько разомлевшие от обильной еды и выпивки. Да, и на судьбы коммунизма им, по-видимому, было теперь глубоко наплевать. Их ждала страна всеобщего счастья и прав человека - Америка.
.................................................................................
В заключение вечера, наспорившись порядочно, Вика достала из футляра скрипку, - не зря же Вася тащил её через весь город. Абрам Михельсон вызвался ей аккомпанировать на имевшемся в доме пианино. Настроившись маленько, они сыграли несколько тем из "Времён года" Вивальди, - и получилось, вроде бы, неплохо. Мужественный баритон фортепьяно вторил нежному тенору скрипки, и мелодия слагалась как бы сама собой - легко и витиевато.
Куропаткины знали о музыкальных способностях Вики, но умелую игру Абрама услышали впервые и были приятно удивлены. Считавшийся чрезвычайно одарённым практически во всех отношениях Костя, недавно получивший учёную степень доктора экономических наук и издавший уже толстую монографию, даже пожалел, что в детстве халтурно относился к даваемым ему на дому прыщавой студенткой музыкального училища урокам фортепьяно: "А то бы сейчас подыграл Вике в две руки с Абрамчиком".
.................................................................................
Из гостей Вика и Вася ушли поздно, в районе полуночи. Супруги Куропаткины вышли вместе с Васечкиными проводить друзей до метро и заодно немного подышать воздухом. Михельсоны же покинули гостеприимных хозяев несколько раньше, сославшись на большое количество работы по сборам в США.
Стоял холодный, но сухой ноябрьский вечер. В безоблачном, чернильном небе бельмом плыла полная, тусклая луна. Вдоль широкого Комсомольского проспекта изредка, с лёгким шелестением шин по бугристому асфальту, проносились машины. Друзья шли в направлении метро "Парк культуры".
Разговор крутился вокруг предстоящей в конце года защиты Викой кандидатской диссертации. Прилично выпивший Костя с солидной уверенностью прошедшего уже через все испытания знатока (он ведь недавно защитил уже докторскую диссертацию!), советовал Вике, как наиболее оптимально разослать автореферат и каким образом построить свой доклад.
Вдруг, когда они уже были совсем недалеко от метро и проходили мимо поблёскивающей в лунном свете своими разноцветными изразцами Никольской церкви, солидность покинула молодого доктора наук. Он резко прервал научно-благопристойный разговор, достал из кармана куртки маленький, изящный, чёрный баллончик с газом для самообороны, сообщив, что эту игрушку привёз недавно из Японии Машин папа. Затем Костя изъявил желание испробовать это оружие на свежем воздухе, так как подозревал, что "косоглазые" надули его тестя и баллончик пуст, - уж больно он был лёгок.
Для проведения испытания он попросил всех оставаться на месте, а сам сделал пару шагов впёрёд и прыснул слезоточивым газом в сторону. В это мгновение порыв ветра дунул как раз в направлении стоящих Вики, Маши и Васи, подхватил выпорхнувшее из баллончика зелье и обрушил его на их головы. Васе досталось меньше всех, но Вика с Машей получили по хорошей порции прямо в лицо и запрыгали на месте от рези в глазах, носу и ушах, заливаясь слезами.
Мужчинам пришлось срочно вести пострадавших дам обратно на квартиру Куропаткиных и промывать им физиономии. В результате, Васечкины не успели к закрытию метро, - и возвратились домой на такси, на которое дал деньги Костя Куропаткин, как виновник происшествия.
.................................................................................
В уютном полумраке салона такси, Васечкины примостились на заднем сиденье. Широкая спина шофёра, в кожаной куртке, и его бритый затылок возвышались прямо перед Васиными глазами. Что-то неуловимо-знакомое почудилось вдруг нашему герою в мощном облике таксиста, тихонько насвистывавшего какую-то известную до неузнаваемости мелодию. И на секунду показалось даже, что голова и плечи шофёра сужаются в некую бутылкообразную форму.
"Нет, не может никак это быть доктор Кубышка. Наверное, я перебрал...", - подумал Васечкин и опустил отяжелевшие от усталости веки. С закрытыми глазами, в полудрёме, он совершенно отчётливо услышал, как таксист перестал свистеть и произнёс ясным голосом, непонятно почему и для кого: "Безысходность во всём виновата". В это же мгновение Вася открыл глаза и увидел, что шофёр вернулся к своему прежнему округло-мужественному обличью, а машина уже въезжала в их переулок.
Расплачиваясь с таксистом, Васечкин надеялся, что тот обернётся и ему удастся рассмотреть его лицо. Но шофёр принял деньги, не повернув головы, с ровным "спасибо", а в зеркале заднего обозрения из-за густого полумрака лица его было не разглядеть.
IX
Придя в понедельник не очень рано в лабораторию, Вася застал всех сотрудников уже на своих местах. Не было только Поросёнкина, находившегося в командировке в ФРГ, и, почему-то, профессора Чеснокова.
Наш герой делил одну лабораторную комнату с Эллой Эоловной Какидзе и Фани Цукатовой. Его письменный стол был отгорожен от рабочих мест этих двух разговорчивых дам электрооптической лазерной установкой, собранной Васей на массивном лабораторном столе, сваренном из стальных уголков, покрашенных ядовито-зелёной краской.
Сидя за огромным письменным столом Фани, увенчанным пишущей машинкой и заваленным горами бумаги, обе дамы пили из изящных мерных стаканчиков турецкий чай, заваренный в большой колбе. Кстати, об этом чае ходили слухи, что он радиоактивный. Для проверки его свойств, старший научный сотрудник Рабинович однажды даже принёс из рентгеновской лаборатории счётчик Гейгера. Но прибор ничего не показал, поэтому мнительные Элла Эоловна и Фани теперь немного успокоились.
За чаем Фани рассказывала своей коллеге о явившемся ей прошлой ночью очередном видении. Видения к лабораторной секретарше приходили не редко.
- Сплю я, значит, себе спокойно и, вдруг, чувствую, как кто-то тихонько присел на угол моей кровати. Испугалась я, - думаю: "Кто же это может быть, - ведь в квартире кроме меня никого нет?!" Открываю глаза и вижу (насколько это возможно в темноте) - у моих ног на одеяле, повернувшись ко мне спиной, сидит мужчина в кожаной куртке. Я вскрикнула от испуга, а он повернул в мою сторону голову и улыбнулся широко так..., и зубы его засветились, как фосфорные. И сказал: "Не беспокойтесь, Фанечка, - я уже ухожу". И тут же исчез, - как бы растворился в воздухе.
- Странно это, к чему бы это? - задумчиво молвила Элла Эоловна.
- Вот и я, Эллочка, тоже задаю себе этот вопрос.
- А ты не разглядела случайно его лица?
- Нет, - в темноте ничего не было видно. Только эта улыбка. Да ещё глаза. Когда он улыбался, - они загорелись, как угли.
Васю заинтересовал этот странный рассказ, и он уже, было, вылез из своего укрытия за установкой, чтобы расспросить Фани поподробнее. Но тут в комнату с шумом ввалился Пахом Пахомыч Тамбуренко.