Выбрать главу

Васечкин всё же решил провериться на СПИД через три месяца, - для большей уверенности... Конечно же, никакого СПИДа у него не оказалось.

II

Лаборатории мадам Падлю и профессора Чеснокова чем-то были похожи. Да, и все научные лаборатории, наверное, чем-то напоминают друг друга. Их роднят не только однотипные измерительные приборы и химическая посуда, но, и - это в первую очередь, - населяющие эти учёные заведения одарённые и своеобразные личности.

Да, много талантов работало с покойным Никитой Никитичем, - но и в окружении мадам Падлю в них недостатка не имелось!

Прежде всего, сама профессор Моник Падлю была во многом незаурядна. Обладая добрейшим и отзывчивым характером, она умела на удивление хорошо ладить с самыми разными людьми. Эта способность помогала ей вести обширную околонаучно-организационную работу: устраивать симпозиумы и конференции, заседать в многочисленных учёных комиссиях и состоять членом редколлегий нескольких солидных физических журналов.

И в науку Моник Падлю внесла довольно весомый вклад, и была известна как маститый специалист в своей области далеко за пределами Франции.

В один из первых дней Васиной работы в Париже Моник пригласила его к себе домой ужинать. Семья Падлю обитала в одном из южных пригородов, куда Васечкин добрался на весьма комфортно-обустроенном поезде системы "RER", - аналоге русских электричек, отходящих не с вокзалов, а прямо из метро.

Двухэтажный дом Моник с черепичной крышей и просторной застеклённой верандой утопал в растительности сада, - даже зимой в окрестностях Парижа немало зелени! От всего здесь исходили домашние тепло и уют.

Васечкин был представлен многочисленному семейству: месьё - Падлю - седовласому, очкастому профессору математики - и четырём их дочерям - миловидным барышням в возрасте от пяти до семнадцати лет. В кругу этих приятных людей Вася безошибочно почувствовал, их взаимную любовь и витающее вокруг них счастье...

А вот ещё пара примеров ярких личностей, непосредственно работавших с мадам Падлю.

Марокканский аспирант Мухаммед Хушиш, которого все в лаборатории называли просто Мумми, - мелкорослый, всегда неряшливо одетый юноша, - по слухам, тем не менее, очень талантливый физик.

Васе так и не представился случай по достоинству оценить научные способности Мумми, однако, его музыкальное дарование он отметил. Дело в том, что Мухаммед беспрерывно насвистывал различные мелодии. Свистеть он переставал только тогда, когда кому-нибудь что-нибудь с умным видом объяснял по науке. Замолкая же на мгновение и предоставляя слово своему собеседнику, Мумми затем тут же возобновлял свои трели.

Честно сказать, Васечкину вся эта музыка действовала на нервы, и он даже поначалу пытался урезонивать одарённого аспиранта, - чтобы тот хоть ненадолго заткнулся. Мумми всегда охотно, с широкой улыбкой, обещал больше не свистеть, но почти тот час же заливался ещё задушевнее и громче. По-видимому, свист для него был также как и дыхание, необходимой рефлекторно-физиологической функцией организма.

Аспирантка Джума Джумалашма, смугленькая, как перезрелый жёлудь, девушка, - с округло-огромными, ослепительно белыми глазными яблоками, - отличалась по всеобщему мнению невероятной трудоспособностью. Действительно, на работу она всегда приходила в восемь часов утра, а уходила в одиннадцать вечера.

Джума, как было всем известно, мечтала выйти замуж за какого-нибудь европейца и остаться на этом спокойном и цивилизованном континенте. У предусмотрительной индуски уже имелся подходящий кандидат на роль мужа, - её бой-френд Боб, - белобрысый, жирный австриец, - иногда заходивший в лабораторию проведать свою подругу.

Джума и Боб говорили между собой по-английски. С сотрудниками же лаборатории индуска довольно бойко объяснялась на ломанном французском, коверкая почти все слова добавлением окончания "а", - так, что получалось нечто вроде: "физикà, Мухаммедà,..." вместо "физик, Мухаммед,..."

Джума всячески старалась чему-нибудь научиться в лаборатории мадам Падлю. В связи с этим она часто задавала окружающим её коллегам разные учёные вопросы и проявляла незаурядный интерес к ведомым ими научным исследованиям. Главным учителем и наставником любопытной индуски, несомненно, был Мумми. Для Джумы маленький марокканец являлся непоколебимым научным авторитетом. Она слушала его учёные речи, открыв рот, и в особо малопонятных местах сосала от умственного напряжения указательный палец.

....................................................................................

В самом начале Васиного пребывания в лаборатории профессор Падлю обрисовала ему в общих чертах научную задачу, касающуюся экспериментов с мыльными плёнками, которую тот принялся, не теряя времени, решать. И полетели для нашего героя один за другим трудовые будни...

Васечкин всё время копошился в выделенной для его экспериментов затемнённой полуподвальной комнате (в которой работали также Мумми и Джума), сооружая высокоточную установку для исследования мыльных плёнок. Установка была собрана довольно быстро, но тестовые эксперименты шли с трудом. Мыльные плёнки всё время капризничали, лопались, и никак не давали достаточно времени, для того, чтобы померить их толщину и давление жидкости в них.

Моник же, как всегда, была загружена организационной работой и лишь изредка интересовалась у Васи, как продвигаются его дела, предоставляя своему подопечному полную независимость и полагаясь на уже имевшийся у него солидный профессиональный опыт.

Нужно сказать, что мадам Падлю была довольна работой Васечкина. Однажды наш герой даже услышал, как она ответила одному коллеге, сообщившему ей, что Вася часто поздно приходит утром в лабораторию (и среди французов встречаются стукачи): "Это не так важно..., - зато этот русский стоит троих французов!"

Даже в самом начале своего пребывания в лаборатории Моник Вася неплохо понимал по-французски (не прошло даром изучение этого языка в студенческие годы) и с самых первых дней в Париже стал пытаться говорить. Однако иногда он думал, что лучше бы не знал французского языка, а обходился бы себе английским. Например, в один из первых дней он должен был делать доклад на лабораторном семинаре о своих российских работах по жидким кристаллам. Моник, используя всю свою активность, пыталась затащить на семинар как можно больше народу. Васечкин слышал, как она особенно настойчиво уговаривала поприсутствовать на его докладе одну очкастую, солидную профессоршу, занимающую крупную должность во французской Академии наук. Та отнекивалась, как только могла, и, наконец, считая, по-видимому, что Вася не понимает по-французски, заявила во весь голос: "Нет, не пойду. Некогда мне. Да и что серьёзного можно услышать от этих русских?"

Нашего героя, конечно, задели её слова.

Да, и вообще, он не встретил в парижской лаборатории того приёма, которого ожидал. Он думал, что все сотрудники отнесутся к нему с любопытством и интересом, как к желанному гостю, - всё-таки человек приехал издалека. Так было во время его недавней недолгой командировки в Италию. Но нет, все, как ему казалось, оставались к нему абсолютно равнодушными. Возможно, в этом была и доля его вины, - Васечкин всегда трудно сходился с новыми людьми. Но, - что факт, то факт, - и это впоследствии подтверждалось неоднократно: французы оказались нелюбопытны и опасливы в отношении чужестранцев.

....................................................................................