- Крестик-то вы на неё надели? - спросила она Томочку.
- Конечно, бабушка, - не волнуйтесь, - отвечала та.
- И надо обязательно иконку в руки ей вложить! - продолжала беспокоиться старушка.
Томочка купила в церковной лавке картонную иконку божьей матери с младенцем и передала её старушке; а та бережно втиснула её между Викиными пальцами.
Священника пришлось немного подождать. Родственники и друзья, переминаясь с ноги на ногу, толпились возле гроба. Васе, как это часто бывало с ним от холода, нестерпимо захотелось писать. Ему было неудобно выйти на улицу, - момент уж совсем не подходящий для отправления естественных потребностей. Но терпеть он уже больше не мог, - и бочком, потихоньку, протиснулся между публикой, и незаметно выскользнул из церкви в морозный, солнечно-синенёбый день. Струйка источающей пар мочи окрасила чистый снег в жёлтый цвет. Стало легче...
Вернувшись в церковь, Васечкин застал всё то же томительное ожидание... Наконец, скрипнула, открываясь, массивная дубовая дверь, ведущая в ризницу, и оттуда степенно выплыл молодой поп, - в чёрной рясе, с окладистой рыжей бородой. Засветив кадило, он начал службу: "Упокой, Господи, душу ново-преставившейся рабы твоя..."
Чувство неуютной жалости наполняло постепенно Васину душу по ходу молебна, и по щекам его поползли слёзы. Наверное, то же самое испытывали и стоящие рядом с ним люди. Многие из них плакали, а Таисия Петровна, снова поддерживаемая с двух сторон Томочкой и Машей Куропаткиной, разразилась хриплыми, удушливыми рыданиями.
....................................................................................
В облицованном чёрным мрамором церемониальном зале крематория на Николо-Архангельском кладбище, всем распоряжалась энергичная, полная женщина с аккуратно забранным на затылке пучком иссиня-чёрных волос и ярко напомаженными губами. Она была одета в строгий костюм - юбку и пиджак серого цвета. На отвороте пиджака, над её монументальным бюстом, красовался значок в виде красного флажка, - похожий на депутатский. На флажке золотыми буквами было выгравировано: "Работник крематория".
"Я глубоко соболезную вашему горю, товарищи", - сказала женщина глубоким, грудным сопрано. - "Но у нас с вами, к сожалению, очень немного времени, - только пятнадцать минут. За нами уже выстроилась очередь из усопших. Так что, я попрошу вас прощаться с покойной..."
Все стали подходить к открытому гробу с Викой и целовать её в прикрытый платком лоб. Целуя лоб жены, Вася почувствовал, что голос доктора Кубышки отчётливо шепнул ему на ухо: "Ну вот, - мои предсказания сбылись. А вы не верили многочисленным признакам. И то ли ещё будет... Пользуйтесь пока жизнью, Вася".
"Я схожу с ума", - подумал Васечкин, и на лбу у него выступил холодный, липкий пот.
А потом гроб закрыли, и женщина-церемониймейстер нажала на большую красную кнопку на возвышавшемся над полом на цилиндрической ножке пульте управления. Металлические двери, вмонтированные в стену, плавно разъехались в стороны, и гроб медленно пополз с постамента по специальной конвейерной дорожке в образовавшуюся чёрную дыру.
XVII
На том же автобусе поехали на поминки, на квартиру Таисии Петровны. Народу здесь собралось ещё больше, - прибыли не бывшие на похоронах: из-за занятости - супруги Буркевич, и некоторые другие Викины коллеги, - в частности, старший научный сотрудник Бим, - а также слабонервная Флора Павловна с Антошей.
Гости поначалу толпились в коридоре, избавляясь постепенно от верхней одежды, которую, Томочка, Рита и Васечкин развешивали в многочисленных платяных шкафах. Когда наш герой брал из рук Аризы Арамовны, - дяде Севиной жены, - её тяжёлую норковую шубу, эта достойная дама как-то совсем некстати пощупала добротную материю Васиного пиджака и сказала с тоской в голосе: "Ах, Вася, - чувствуется, что на тебе вся одежда из Парижа. Да и одеколоном от тебя пахнет хорошим, французским".
А потом гости уселись за стол, который ломился от яств и бутылок, - не хуже, чем это было в своё время на Викиной защите. Расстарались на этот раз специально оставшиеся дома Рита Мошонкина и её дочка Светочка. По русскому обычаю на буфете, рядом со столом была поставлена Викина фотография, а около неё - рюмка с водкой, накрытая кусочком чёрного хлеба.
Замёрзшие и мрачные гости не заставили себя долго просить и живенько уселись за стол, - выпили "не цокаясь" (как предупредила всех казалось, чуточку успокоившаяся, Таисия Петровна) за упокой Викиной души и закусили, - и ещё выпили и закусили... И стало всем как-то менее холодно и не так отчаянно грустно. И почувствовали все себя в некоторой относительной безопасности. И солидные мужчины стали произносить тосты.
Профессор Буркевич подытожил Викину карьеру и её вклад в науку. Сказал, что книга, которую она написала, - это конечно большое дело, - но это - только начало. Ну что же теперь делать, если сердце подкачало, - продолжения больше не будет...
Буркевич говорил о Викином сердце потому, что о реальной причине её смерти знали только самые близкие родственники, - всем друзьям и коллегам сообщили, что Вика умерла от приступа сердечной недостаточности. Также решено было сказать и Антоше. Впоследствии эту же причину её кончины указали и в свидетельстве о смерти.
Васин папа, очень любивший свою невестку, предложил выпить за Таисию Петровну. Что бы бог дал ей мужества всё это перенести. Ведь нет ничего страшнее для родителя, чем смерть собственного ребёнка.
....................................................................................
В перерыве, перед чаем с традиционными в бабулином доме тортами "Птичье молоко" и испечённым Томочкой накануне лимонником, Вася, Томочка, супруги Мошонкины и Куропаткины уединились в Викиной комнате.
Вася хотел найти среди Викиных бумаг хоть какую-нибудь запись, объясняющую её самоубийство. Присутствие Викиных сестёр стесняло его. И, чтобы выйти из щекотливого положения, он вежливо попросил Томочку разрешить ему просмотреть немного Викины бумаги.
Вася подошёл сначала к письменному столу своей покойной супруги (бывшему своему), стоящему по-прежнему у окна, и порылся в куче разложенных на нём листков. А потом - к книжному шкафу, - и перелистал несколько стоящих на его полках тетрадей с Викиными записями. Одна из них, по-видимому, служила его жене дневником. Там на последней странице наш герой нашёл изображение удава боа, проглотившего слона, и, датированную четырнадцатым февраля, надпись под ним: "Похоже на человека. Человек - карлик, - но вмещает в себя гиганта".
Но ни рисунок, ни надпись ничего ему не объяснили... А помещённая на одну из полок книжного шкафа семейная фотография, сделанная на Красной площади перед его отъездом в Париж, разбудила в нём воспоминания о первых месяцах их с Викой и Антошей спокойной жизни втроём до Франции. И плохо и неуютно почувствовал себя Васечкин в своей бывшей комнате. И показалось ему, что Викин дух витает где-то рядом.
Томочка стала рассказывать о том, как Вика жила в этой комнате с Антошей все эти последние месяцы. Как она мучилась от того, что не могла работать из-за несобранности в мыслях. О том, как доктор Кубышка, наблюдавший её, однако, всё время обнадёживал их с Таисией Петровной, говоря, что дело идёт на поправку, и что Вика, несмотря на наличие у неё МДП, никогда ничего не сможет с собой сделать...
- А где он сейчас, - этот чёртов Кубышка? - спросил Васечкин.
- Мы звонили ему уже несколько раз после смерти Вики, - отвечала Томочка, - но трубку никто не берёт.
....................................................................................
Вася возвращался с поминок вместе с друзьями Куропаткиными. Стоял морозный февральский вечер, и большая, круглая луна освещала искристые сугробы зеленоватым светом. Они шли по извилистым переулкам мимо Меньшиковой башни к метро "Чистые пруды". Костя и Маша рассказывали о том, как они в последний раз видели Вику. Это было примерно месяц назад, когда Вика приходила к ним в гости.