Могила родителей Свина, благодаря его стараниям, была одной из немногих ухоженных. Предусмотрительный Свин очертил зелёной краской металлической оградой довольно большую площадку, засыпанную утрамбованным жёлтым песком, вокруг надгробного камня своих предков. Здесь имелось место и для него самого, и для его будущей супруги, и для детишек (которые, впрочем, ещё не появились на свет).
На кладбище не было ни души, и тишина стояла необыкновенная. Только изредка лёгонький ветерок пробегал в вышине, по голым кронам деревьев, вызывая ненавязчивое шелестение мокрых веток и редких, оставшихся на них прелых листочков.
Поставив в пластмассовую вазочку около родительского надгробия принесённые им цветы, - четыре белых розы, - наш герой сел на увлажнённую ночным дождиком деревянную скамеечку, установленную напротив могилы в пределах витиеватой металлической ограды. Мокрая доска холодила его пухлый зад; а он, не обращая внимание на это неудобство, смотрел неотрывно на серый могильный камень, на котором были высечены имена его родителей: Порась Свинович Кабанов и Хавронья Хряковна Кабанова, - и даты их долгих и безмятежных жизней. Он созерцал закреплённые на камне овальные изображения их добрых, свинообразных лиц и думал: "Ах, мои добрые родители! Какая у них была любовь, как славно ладили они между собой и не могли обойтись друг без друга. Почти пятьдесят лет прожили вместе. И умерли в один день - утром папа, а вечером - мама. Как романтично!"
- Но что же мне делать? - обратил, через некоторое время, он риторический вопрос к своим предкам, лежащим под камнем. - Жизнь без любви - точно неполноценна. Я люблю Луну-Яичницу, а она не любит меня. И, вообще, - имеет ли смысл жить? Ведь в жизни столько несчастья, страдания и несправедливости. Стоит ли эта жизнь того, чтобы быть прожитой? Наверное, не стоит.
- Застрелюсь к чертям! - подумал он и нащупал потной рукой в кармане просторного плаща холодящую сталь прихваченного с собой пистолета.
- Нет, - так дело не пойдёт! Надо их убить двоих, - промелькнула тут же затем в голове у нашего героя злобная мысль, - а потом и самому замочиться.
- Нет, во всём виновата Луна-Яичница. А негр здесь не причём. Разве он знает о моей к ней любви. Так что надо порешить только её, - продолжал он раскручивать свою мысль. - Убью её, - пристрелю, - а потом и сам застрелюсь. И Свин прекратил думать и замер, затаив даже дыхание, как бы ожидая родительского одобрения из-под земли.
Но он не ощутил этого одобрения. И желание убить Луну-Яичницу и себя стало как-то вдруг не таким сильным.
- Ладно, поживём - увидим, - сказал он себе мысленно. И почувствовал внезапно такое дикое желание жить и так испугался смерти, - ведь смерть - это неизвестность, да, причём, необратимая, - а неизвестное - всегда страшно.
И тут взгляд нашего героя как-то незаметно перескочил на едва выступающую из-под земли замшелую могильную плиту, находящуюся совсем рядом с сооружённой им оградой. Свин уже бесчисленное число раз видел едва различимую, затёртую временем надпись на этом надгробии и знал её наизусть. И теперь она тут же всплыла в его памяти: "Фёдор Фролович Персеверанский (1871-1911) - борец с неизбежностью".
- Странная надпись, - уже в который раз подумал Свин. - И мало прожил этот господин, - всего сорок лет. Наверное, очень трудно было ему бороться с неизбежностью.
Уходя с погоста, Свин почему-то вспомнил о своей недавней поездке туристом во Францию и о парижском кладбище Пер-Лашез, которое он посетил. И подумалось ему, что на их кладбищах - много камня, а на здешних - много земли.
....................................................................................
Итак, наш герой решил жить, - жить на все сто. Луна-Яичница наставляет ему рога, а он сидит, как козёл. Ну, ничего, - её измена будет отомщена. Он ей ещё покажет. Будет оттягиваться по полной катушке: бабы и алкоголь, - надо пользоваться жизнью, пока ещё осталось немного здоровья, пока ещё не лёг он в землю рядом с родителями!
...............................................................................................................
Вечером следующего после посещения кладбища дня, в субботу, Свин решил отправиться в популярнейшую и единственную в городке дискотеку, носившую красивое название "Фауна". Дискотека эта появилась в городке недавно, уже в постреволюционное время. А до этого в обширном, двухэтажном здании из красного кирпича, занимаемым ныне "Фауной", помещался Дворец культуры молодёжи, бывший под эгидой партийных городских властей.
И в суровое дореволюционное время большой зал Дворца культуры иногда использовался для танцевальных вечеров, - но, в основном, там проводились различные собрания, лекции и торжественные концерты. Эстраду зала тогда, конечно же, украшало традиционное, сделанное из белого гипса, поясное изображение Старшего Вождя. И сейчас оно было оставлено в дискотеке, в уголке, аккуратно прикрытое тяжёлой бархатной занавеской. Оставлено - может быть для прикола, а, может быть, и на тот случай, если власть опять поменяется.
Когда Свин вошёл в задымлено-затемнённый дискотечный зал, было уже около часу ночи, и от танцующей, подвыпившей публики было не продохнуть. Пробиваясь сквозь ритмично двигающуюся толпу к стойке бара, наш престарелый герой не испытывал никакой неловкости, так как атмосфера в дискотеке была весьма демократичной, и присутствовала здесь не только одна зелёная молодёжь, но люди и постарше, - даже немало и таких старпёров, как Свин.
Что привлекало ещё в "Фауну" многочисленную публику, так это и возможность довольно недорого нажраться. Действительно, всего за пять условных единиц, полагающиеся за вход, пиво можно было потом пить в неограниченном количестве, хотя за другие, более крепкие, напитки приходилось платить отдельно. Но в чём беда? Но разве, выпив несколько литров отечественного пива (может быть даже и разбавленного, однако, с добавкой димедрола), не забалдеешь?
Взяв кружечку пива, наш герой, одетый парадно, - в костюме и при галстуке, - уселся на высокий табурет у стойки бара и стал разглядывать танцующую публику. Здесь было много молоденьких смазливых девиц, в основном уже достаточно хорошо нажравшихся и явно искавших новых знакомств и приключений. Наш герой видел, как то к одной, то к другой из таких тёлок подкатывал какой-нибудь престарелый извращенец с отвисшим брюшком, тройным подбородком и сальной лысиной, - и знакомство закручивалось безошибочно.
Время шло, но робковатый по природе Свин никак не решался подвалить к какой-нибудь чувихе, и всё более и более набирался пивом для храбрости. Наконец, одна бойкая девушка была практически прижата танцующей толпой к размерному брюху нашего героя. Свина поразило приятно-редкое совпадение, - это была негресса.
- Ну, бля, - подумал он, - вот так номер! Луну-Яичницу ебёт негр, а я выебу негрессу!
И он, не задумываясь, на одном импульсе, нежно поймал пухлой ладошкой тонкую шоколадную руку негрессы и предложил даме стаканчик Мартини. Та сначала скривила физиономию, как дразнящаяся мартышка, и жеманно сказала с лёгким акцентом: "Вообще-то я антиквариатом не интересуюсь". Но затем подумала секунду и согласилась: "Ладно, давай, дедушка, угощай!"
Она посасывала белый Мартини, смачно обволакивая своими немереными губищами край высокого бокала, а Свин дотягивал уже невесть какой по счёту стакан пива. От шума музыки и разгорячённой толпы общаться им было тяжело, так что приходилось кричать друг другу в уши.