ДЕТСКИЕ ШАЛОСТИ
Невесомое детство. Ты идёшь, как будто маленький цветной самолётик летит низко-низко над землёй. И в каждой травинке видишь огромное дерево, в каждой луже - глубокое море, а в каждой капельке росы отражается целый мир. Мы, взрослые, летаем выше, но, съедаемые повседневными заботами, ничего вокруг себя не замечаем.
В детстве я был хилым. Болел расстройством желчного пузыря. Моя мама говорила, что я растравил этот пузырь потому, что ел много икры. Огромные металлические банки восхитительной осетровой икры - чёрной, как гуталин, зёрнышко к зёрнышку - мне часто приносил в качестве гостинца мой дедушка Потап Потапыч, контролировавший по партийной линии рыбную промышленность.
А ещё, - я любил разные суфле, которые папа, возвращаясь с работы, часто покупал в кулинарии, на противоположной стороне улицы: молочные, кофейные, шоколадные, вишнёвые, яблочные... Они, как холодные медузы, трепыхались на блюдечке под моей серебряной ложкой, с рукояткой в виде зелёного эмалевого попугайчика, и таяли во рту, заполняя душу деликатесным вкусом.
Так как пузырь мой был растравлен, - то следовало его лечить... И в этом отношении мне повезло: в нашей многочисленной семье имелся врач гастроэнтеролог - Шмуль Шмульевич, - маститый профессор! Он приходился мне двоюродным дедушкой и считался самым крупным специалистом по болезням печени и желудка в стране. Говорили даже, что Шмуль Шмульевич лечил самих членов Политбюро!
Профессор был небедным человеком и жил со своей невероятно толстой женой, Ноной Абрамовной, в тихом арбатском переулке, в просторной трёхкомнатной квартире, выходящей всеми окнами в небольшой садик, в котором росли вишни, - так одухотворённо и свежо цветущие весной! Шмуля Шмульевича окружали в его жилище не только запылённые книги о желудочных болезнях, но и матово-блестящие картины старых мастеров, развешанные по всем стенам, сервизы антикварного фарфора и хрусталя, коллекции зажигалок и коньяков, привезённых из многих стран мира. Врач гастроэнтеролог любил изящные вещи и знал в них толк.
В один из весенних выходных, как раз в то время, когда белые и розовые цветки вишнёвых деревьев умопомрачительно благоухали под окнами Шмуля Шмульевича, мы с мамой пришли к нему на консультацию.
Добрейший старик-профессор, - жилистый и худой, в домашнем банном халате, основательных кожаных тапочках, надетых поверх толстых, самовязанных, шерстяных носков, весь седой, с бородкой и в очках, - встретил нас на пороге своей квартиры, приветливо улыбаясь...
Он долго щупал мой живот тёплыми, чуткими руками, пахнущими, дорогим одеколоном и что-то бормотал себе под нос. "Так-с", - отчётливо сказал он, наконец, задушевным голосом, - "у тебя, мой юный друг, действительно, - хронический холецистит. Думаю, что тебе будет полезно поехать полечиться на воды и грязи, на Кавказ. У меня, как раз, есть возможность организовать одну путёвку в хороший детский санаторий... А, что скажет на это мама?"
Моя мама не возражала, а напротив, казалось, обрадовалась этой идее. Хотя, я не сомневаюсь, что её беспокоило, как я там буду жить один, без родителей, в этом санатории?
Тем временем пришла Нона Абрамовна и, радушно поздоровавшись с нами, покатилась колобком на кухню приготовлять чай.
А потом, мы долго пили горячий индийский чай, заваренный вместе с цветками липы, и наслаждались ароматными нежными ватрушками, только что принесёнными Ноной Абрамовной из булочной. И Шмуль Шмульевич усыпляюще-сладким голосом рассказывал нам о райской жизни в кавказских санаториях, о полезности горного воздуха и целебных свойствах тамошних шипучих минеральных вод и пахучих чёрных грязей.
....................................................................................
Итак, - решено, - я отправляюсь в санаторий. Шмуль Шмульевич, как и обещал, организовал путёвку в лучшую кавказскую детскую здравницу - ордена Дружбы народов санаторий имени товарища Хамидзе (одного из достойных продолжателей дела великого Ленина на Кавказе). В этом заведении лечатся исключительно отборные малыши - дети и внуки видных руководителей коммунистической партии и советского правительства. И я должен выехать туда на два месяца вместе с другими первосортными московскими чадами 1 сентября, поездом, в специально-зарезервированном правительственном вагоне.
Честно говоря, мне совсем не хотелось ехать в этот хвалёный санаторий, - тем более, так надолго. Грустно было оставлять маму и папу, мои игрушки, нашу большую и светлую комнату в двухкомнатной коммуналке, в зелёном юго-западном районе Москвы. Это и понятно, ведь я впервые уезжал из дома, а мне было всего-то восемь лет!
....................................................................................
Лечение в кавказской здравнице оказалось просто мучительным. Нас всех заставляли выпивать в день литра по полтора местных минеральных вод, набираемых в кружки и бутылки прямо из источников. Воды эти были омерзительно тёплыми, бьющими в нос пузырьками вонючего газа. Это был сероводород, и по запаху он напоминал отхожее место. Однако, медсёстры объясняли нам, что это химическое соединение очень полезно для наших хилых желудков. Всем нам делали многочисленные процедуры. Например, заставляли принимать ванны, заполненные той же благоухающей водой. После таких омовений меня долго не покидало ощущение того, что я выкупался в унитазе. Или клали на живот завёрнутые в марлю лепёшки жирной чёрной грязи. К лепёшкам подводили электроды и пускали ток, отчего пузо здорово покалывало и передёргивало, как на электрическом стуле. И ещё, много-много разных мерзостей вытворяли над нами санаторские медсёстры и врачи.
Всё остальное, однако, оказалось не так уж и плохо. Каждый день был насыщен до предела: утром - уроки в санаторский школе, после обеда - тихий час, потом - занятия спортом, а вечером, после ужина, давалось свободное время для игр или показывали кино. По выходным мы всегда ездили на экскурсии: в соседние города и в горы.
Горы, - не очень высокие, но - причудливых форм и романтических названий: Железная, Бештау, Развалка, Машук, - грозной, зелёно-бурой, каменистой стеной окружали наш санаторий. А если отъехать на раздолбанном санаторском автобусе километров десять по пыльной, извилистой дороге, - так тут уже и увидишь Большой кавказский хребет, застилающий весь горизонт. Здесь - настоящие высоченные, заснеженные горы, среди которых парит бело-розовый двугорбый красавец Эльбрус.
....................................................................................
Но самое главное - у меня быстро появилось несколько новых друзей. А самым лучшим из них стал Гоги.
На второй день после нашего приезда, заведующий санаторием - товарищ Хушвилли, - очень солидный мужчина кавказкой национальности, в огромной кепке и с аккуратно завитыми, напомаженными чёрными усами, с присущим ему остроумием сообщил, обращаясь к нам, выстроенным в линейку на плацу: "Товарыщы дэты, - нашэй здравныцэ выпала болшая чэсть. В этот заэзд к нам прыбыл лэчиытся правнук самогó покойного товарыща Хамыдзэ - уважаэмый Гоги! Вы всэ знаэтэ, что нашэ завэдэниэ носыт ымя вэрного лэнынца - Хамыдзэ-прадэда. Поэтому, попрошу вас нэ обыжать Хамыдзэ младшэго, а, напротив, - оказывать эму всячэскоэ почтэниэ".
Но Гоги было трудно обидеть! Этот мелкорослый грузинчик - второклашка, подстриженный под "амнистированного", - крючконосый и блеклоглазый, - обладал удивительным нахальством. Гогина наглость компенсировала его телесную немощь и придавала ему неотразимое обаяние. Если Гоги не нравился кто-то из санаторских мальчишек, то он грозно хмурил свои выгоревшие брови и командным голосом говорил: "Отвалы, - прыбью карнызом!" И все ребята боялись его.