Вот тут-то Абрамыч и предложил своему другу подогнать на праздник двух хабалок. Одну - Буравчика, для него, а другую - Косую, для себя. Ефремыч был приятно удивлен тем обстоятельством, что снова увидит разбередившую ему когда-то душу Бурвину. Дело теперь оставалось за малым, - позвонить Косой и уговорить её поехать на дачу к Ефремычу вместе с Буравчиком.
Марина была рада звонку Абрамыча. Её кокетливый, нежный голосок довольно звенел в трубке. И, конечно же, она согласилась поехать на дачу, пообещав уговорить и подругу.
...............................................................................................................
Ярким, летним субботним днём, после обеда, Абрамыч выехал за ними на своём "Рено" к библиотеке Ленина. Ещё издали, с широкой улицы, он увидел стоящих на тротуаре, возле выхода из метро, Косую и Буравчика. Из-за сильного движения он, однако, не смог к ним подъехать, и вынужден был припарковаться в узком переулке, за библиотекой, и вернуться к ним пешком.
Идти пришлось, как показалось Аркадию Абрамовичу, довольно долго, - а он уже и так, по своему обыкновению, опоздывал. Да, вдобавок, и лишний вес не позволял ему особенно быстро передвигаться. Поэтому Абрамыч нервничал, что девицы не дождутся его и уйдут. Но они, слава Богу, оказались на прежнем месте.
...............................................................................................................
В машине Марина поместилась рядом с Абрамычем, а Маша Бурвина - на заднем сиденье. Абрамыч заметил, что обе дамы сегодня были особенно ярко накрашены, и от них несло неким недорогим подобием французских духов.
Учёный Аркадий Абрамович опять смущался и не знал о чём говорить с девушками. Тем более что Косая была сегодня какая-то смурная и совсем не поддерживала беседы. Отчасти спасла положение Буравчик, объяснив, что её подруга сегодня никакая, потому что её колбасит со вчерашнего перепоя. Бурвина поддержала беседу с Абрамычем, охотно рассказывая ему о своём прошлом житье-бытье в Кашире и нынешней жизни в Москве с "женатыми ёбарями".
Так что дорога прошла незаметно, - тем более что пробок не было, - и часа за полтора они домчались по просторному Можайскому шоссе, а потом по вполне приличной дороге, - но поуже, - до деревни Бобки, в которой у Ефремыча был дом.
Дом этот, - двухэтажный, из красного кирпича, с надкрышной надстройкой в виде башенки ("обсерваторией", как её называл хозяин), - был заметен с большого расстояния. Да и сама деревня, расположившаяся на вершине холма, по склону которого раскинулось старое кладбище с полуразвалившейся шатровой церковью, виднелась издалека.
У деревни съехали на грунтовую дорогу, проходившую мимо кладбища. И Абрамыч тогда вспомнил, что здесь его друг похоронил свою жену. Каждый раз, когда Ефремыч проезжал мимо грустного погоста со скелетом церкви, он останавливал машину и крестился.
Жена Ефремыча умерла от рака в совсем ещё цветущем возрасте. Долго болела и лечилась в Париже, а как они приехали в Москву в отпуск, - тут и умерла.
Вон её могильный деревянный крест, торчит из-за зарослей малинника, раскинувшихся над дорогой; а рядом огорожено просторное место для самого Ефремыча и трёх его сыновей...
- Но довольно о грустном! - Абрамыч отогнал от себя пасмурные мысли, и, обращаясь к девицам, сообщил, - Ну вот, мы и приехали. Вот она деревня Ефремыча!
...............................................................................................................
Ефремыч сам отворил перед ними широкие деревянные ворота дачного участка; и Абрамыч заехал вовнутрь, поставив свой "Рено" бок о бок с припаркованной около дома большой, серой "Пежухой 605" своего товарища.
- Ну что, - здорóво врачу наук! Рад тебя видеть, - тем более в обществе прекрасных дам, - приветствовал друга очевидно бывший сегодня в приподнятом настроении Ефремыч.
Он был недюжинного роста, с армейской выправкой, в клетчатой ковбойке с закатанными до локтей рукавами, немереного размера джинсах, свободно висящих на подтяжках, и просторных сандалиях. Усы его браво торчали вверх и отливали на солнце игривой чернью, затенявшей уже проступившую седину; и на голове его волосы были взбиты в картинные волны. Короче, Ефремыч выглядел молодцом.
Здороваясь с дамами, он сначала поцеловал им ручки, а потом представил их своим отпрыскам, - трём тоже не мелким подросткам, а также сыну Абрамыча, - весьма солидному юноше, - и просил Косую и Буравчика не стесняться, а располагаться в его владениях, как у себя дома.
Девушки и не стеснялись. Они вызвались помогать хозяину и ребятам в их хозяйственных хлопотах. Ефремыч как раз в это время занимался приготовлением салата оливье, а его дети и Абрамычев Лёха с явной неохотой чистили картошку.
Дамам было дано несложное задание - нарезать и высокохудожественно разложить на тарелках, уже расставленных на большом деревянном столе, помещавшемся на участке напротив дома, хлеб, колбасные изделия и овощи. Для выполнения этой задачи Ефремыч выдал каждой из них по немного засаленному фартуку, по деревянной доске для резки и по длинному и широкому ножу. Такими страшными ножами можно было бы запросто отрубить голову.
Подавая пример квелым и ленивым подросткам, Буравчик и Косая со смаком заорудовали ножами, которые ритмично застучали по доскам, а обрезки полетели во все стороны по огороду.
Так, общими усилиями, примерно через час, ужин был готов.
...............................................................................................................
Они хорошо сидели, хотя и несколько теснясь, вокруг деревянного стола, на Ефремычевом участке. Косая - рядом с Абрамычем, Буравчик - с Ефремычем. Подростки сгруппировались на противоположном конце стола. Еды получилось навалом, да и выпивки хватало.
Ефремыч по своему обыкновению пил водочку и обильно запивал её Очаковским, девицы также следовали его примеру, а Абрамыч и ребята употребляли только пиво. Абрамыч - по слабости здоровья, а подростки - по малолетству.
Беседу за столом в основном поддерживал общительный Ефремыч. Он душевно рассказывал о своих поездках по Сибири, - охоте, рыбалке, а также травил иногда пошловатые анекдоты.
Когда начало уже смеркаться, и, когда подняли в очередной раз тост за виновника сборища, - Костяна, - подъехал на своём мотто с коляской большой друг Ефремыча - Иван Иваныч Крольков, по прозвищу Кролик. Это был упитанный, кругло-краснолицый мужчина, лет сорока пяти, - начальник районной милиции, майор, - непобедимый пьяница и бабник. Кролик сегодня был в штатском и при параде, в изящном сереньком костюмчике, немного топорщившемся на его дородном теле, и при галстуке.
Ефремыч и Кролик дружили давно. В своё время, когда Ефремыч ещё только строил дачу в Бобках, у бывшего тогда местным участковым лейтенанта Кролика случились неприятности. Ефремыч не рассказывал, - какие, - говорил лишь, что Кролику грозило понижение в чине или даже увольнение из органов. Ефремычу, бывшему в то время большим министерским чиновником, удалось помочь незадачливому милиционеру. В результате Кролика не только не понизили и не отправили в отставку, но через некоторое время назначили милицейским начальником района. На этой должности он быстро дослужился до майора. Теперь Кролик считал себя должником Ефремыча и старался, пользуясь своим влиянием в огруге, всячески помогать другу, - например, в строительно-дачных делах. Дело в том, что Ефремыч до сих пор ещё, потихоньку (из-за недостатка средств), вёл внутренние отделочные работы в своём большом доме.
- Ну, друг, у тебя просто нюх какой-то на праздничный стол..., - приветствовал Кролика Ефремыч, - Ну, заходи. Хорошо, что приехал. Сегодня у моего Костяна день рождения.
- Вот так-так... А я и не знал..., - немного засмущался ещё совсем трезвый Кролик, - Ну, так подарок - за мной. А я вот, видишь, был здесь по делам в сельсовете, - ну и про тебя вспомнил. Дай, думаю, зайду...