− Черт.
Драко ухмыльнулся еще шире.
− Что такое, Грейнджер?
− Ничего.
− Что сказано в книге? Когда Министерство было основано?
Поджав губы и закрыв книгу, она начала изучать свои ногти, промямлив ответ себе под нос:
− В тысяча шестьсот двадцать третьем.
− Значит…− произнес он, − я был прав, а ты ошиблась…
− Я бы просто указала…
− Ты, Гермиона Грейджер, ходячая энциклопедия, ошиблась.
Драко показалось, что он услышал ее рычание, и ухмыльнулся еще больше, совсем об этом не волнуясь. Он сделал шаг назад и осмотрел комнату в преувеличенно высокомерном жесте.
− Какого черта ты делаешь? – спросила она.
− Я только что доказал, что Гермиона Грейнджер была не права, − ответил он. − Разве единорог не должен прямо сейчас прискакать галопом в комнату, чтобы поздравить меня, или что-то типа того? Ну или по крайней мере, я ожидаю взрыв конфетти и хор с песней.
− О, честно, ты смешон.
− Смешон, но прав.
− Ты серьезно будешь злорадствовать по этому поводу? Так по-детски?
− Именно.
Из-за красного, взволнованного лица и трясущихся из стороны в сторону рук Грейнджер походила на недовольного ребенка, что позабавило Драко еще больше. Он получал удовольствие от того, что дразнил ее; не злорадным или грязным способом, как это часто бывало в Хогвартсе, а безвредным, смешным методом. И, на самом деле, для него было бы очень легко вернуть те старые привычки и постараться вывести ее из себя, но теперь он изменился. Она тоже изменилась. Но эти изменения были к лучшему. Определенно к лучшему. И тем не менее, она все еще оставалась собой, той самой Грейнджер, которую он знал, а это было здорово.
− Грейнджер, что с тобой случилось? Может, тебе лучше присесть? Или прилечь? Только не мешай моему победному единорогу.
− Ты…ты… − неуклюже сказала Гермиона, все еще с румянцем на щеках, − ты просто…мерзавец!
Он не смог сдержаться и засмеялся − громко, искренне, словно впервые в жизни; расслабленно и с наслаждением. Он открыл глаза и обнаружил, что Грейнджер смотрела на него с любопытством во взгляде; от ее негодования не осталось и следа.
− Что? – удивленно спросил он, все еще посмеиваясь. – Почему ты так на меня смотришь, Грейнджер?
− Просто я… − колебалась она. – Я просто никогда не видела тебя смеющимся или…или даже улыбающимся. Никогда.
Он буквально почувствовал, как все его игривое настроение пропало, и не потому, что его разозлил ее комментарий, а из-за самих слов в целом. Его лицо автоматически приняло настороженное выражение, хотя он этого и не хотел. Когда ты носишь маску так долго, то ты сам становишься этой маской, даже среди людей, которым доверяешь. Особенно среди них, потому что если они видят настоящего тебя и решают, что ты недостаточно хорош, то это, скорее всего, так и есть. Если ты и так им доверял, то почему не должен поверить в их суждение о тебе самом?
Но его маска, очевидно, слетела с его лица, или, может быть, Грейнджер сорвала ее, когда он отвлекся.
В этом мире есть три типа людей: люди, которых ты не хочешь видеть в своей жизни; люди, которых ты хочешь видеть в своей жизни, и люди, которые присутствуют в твоей жизни, несмотря на обстоятельства, расстояние или любые другие возможные факторы. Каким-то образом, − а как именно, он и сам не понимал, − Грейнджер относилась к последней категории. Она была постоянной составляющей, словно дыхание или моргание. Просто рядом. Всегда.
− А знаешь, − продолжила она, обращаясь больше к себе, − это ложь. Я видела, как ты улыбался и смеялся, но это было очень давно. Годы назад. Где-то четвертый курс…или, может, пятый? Так или иначе, это было более десяти лет назад.
− Звучит верно.
− Ты не смеялся больше десяти лет?
Он сглотнул, осматривая ее внимательно сверху вниз. Когда он встретился с ее глазами, его кадык в горле словно подскочил.
− У меня не было для этого причин.
Она погрустнела после его ответа; чуть выдвинула вперед нижнюю губу и нахмурилась. Драко подумал, что, по идее, ее сочувствие должно его раздражать, однако ничего подобного он не чувствовал. Ни капли. Это не было тем снисходительным видом сочувствия, когда ты чувствуешь себя маленьким; ее реакция была теплой и настоящей, какой Грейнджер и сама была. Если бы он был абсолютно честен с самим собой, то это было…здорово − иметь кого-то, кому на тебя не наплевать.
− Тебе стоит попытаться улыбаться намного чаще, − сказала она, заправляя прядь волос за ухо. – Тебе это подходит. Ты выглядишь моложе и намного…ну…привлекательнее, на самом деле.
Он не ответил. Ему это было не нужно. Их дискуссия медленно переросла в выжидательную игру; тот неловкий, каким-то образом стимулирующий момент умирающего разговора, когда слова становятся устаревшими и бесполезными. Не было ничего, кроме тишины. Тишины и ожидания. Ожидания и предвидения, потому что это должно было случиться. Что-то существенное. Драко мог чувствовать что-то, что витало в комнате между ним и Грейнджер, что-то, что выжидало, когда это заметят, ожидая, когда один из них обратит на это внимание. Судя по обеспокоенному выражению лица Грейнджер, она тоже это почувствовала. Вопрос был в том, кто сделает первый шаг.
После полных тридцати секунд нескромных взглядов на то, как Грейнджер напряженно кусает губы, Драко решил, что с него достаточно.
Его тело дернулось вперед так резко, что Грейнджер казалась пораженной внезапным движением, но быстро взяла себя в руки. Их разделяло несколько шагов, но Драко сокращал дистанцию быстрыми, длинными шагами, абсолютно неуверенный в том, что он будет делать, когда подойдет к ней.
Когда он оказался, наверное, в двух шагах от нее, свечка, которая освещала комнату, вспыхнула и потухла, и он замер. Он не был уверен, почему именно. Наверное, произошедшая перемена его поколебала, или же его глазам понадобилось мгновение, чтобы приспособиться, но, так или иначе, это сбило его с курса, и он чувствовал себя неловко.
Единственным светом, падающим в комнату, был свет сильной зимней луны. Лучи, казалось, простирались до Грейнджер, скользя по контурам черт ее лица и отсвечиваясь еще ярче. Под лунным светом она была белой и почти светящейся, словно призрак. Лунный свет не падал на него; только на нее.
Такая невинная.
Он сделал к ней еще один шаг; теперь он стоял достаточно близко: под подбородком чувствовалось ее шумное дыхание. Он закрыл собою лунный свет, в результате чего Грейнджер оказалась в тени. Ему это не нравилось − совсем не нравилось. Но она была так близко…Ее губы были так близко… Ему показалось, будто она немного наклонилась к нему, однако не мог быть в этом уверенным, поскольку в темноте комнаты едва мог ее видеть.
И тут его рассудительность внезапно решила взять верх.
Он сделал шаг назад и осознал, что все закончилось. Что бы ни могло произойти, оно исчезло. Момент был потерян.
Это странно, как люди могут страстно желать чего-то, что никогда не произойдет. Как люди могут физически испытывать боль от ничего. От ничего, что могло бы стать чем-нибудь.