— Как и вся остальная школа. Блядь, — простонал я. Мне всегда казалось, что я недооцениваю, насколько жестоки женщины друг к другу.
— Я полагаю, что предательства со стороны тебя, а впоследствии и со стороны большинства людей, которых она считала своими друзьями, было бы достаточно, чтобы заставить ее сомневаться, стоит ли снова выставлять себя напоказ. Возможно, она стала меньше доверять незнакомцам.
Донателло посыпал лепешку смесью для начинки и сыром фета, прежде чем отправить ее в духовку.
Я вздохнул, зная, что его теория, вероятно, заслуживает внимания. Айвори никогда хорошо не воспринимала отказы и всегда была слишком доверчивой. В то время как часть меня хотела быть довольна тем, что она усвоила этот ценный урок, я ненавидела, что они подвергли ее остракизму из-за меня. Я никогда не хотел причинить ей боль, не говоря уже о том, чтобы другие люди тоже причиняли ей боль. — Ты понимаешь, что это смешно, что ты готовишь чертову лепешку для моей безопасности, верно?
Он замер. — Им не нравятся мои лепешки?
Я с улыбкой покачал головой. — Им это нравится, Дон, но они машины для убийства. Ты заставишь их комплексовать с этим дерьмом.
Он разочарованно вздохнул. — Мне не нравится, когда ты ругаешься.
— Из всех моих грехов проклятие — самая большая проблема? — Я усмехнулся.
Он закатил глаза, выгоняя меня из своей кухни. У меня не хватило духу сказать, что как только я перевезу Айвори к себе, это станет ее территорией.
— Это самое ненужное.
— Ты уже купил мне ювелира? — дразнил я, даже когда я попятился из его пространства. Я позволю ему наслаждаться этим, пока это длится.
— Она будет здесь завтра в полдень.
Я ухмыльнулась ему, и я знал, что это была та, которую я носила, когда победила что-то невозможное. — Идеально.
Восьмая
Айвори
Для Дюка было нормально проводить меня домой после бранча. Ресторан был недалеко, был полдень, и я ходила почти везде, если могла. Это не помешало ему подумать, что мне нужен эскорт. Так как его дом был недалеко от моего, он вместе со своим братом поехал в ресторан, чтобы проводить меня до дома.
Сначала он пытался проводить меня туда, но знаете, ему надоело спрашивать, готова ли я. Мне надоело, что он спрашивает, готова ли я. Для нас обоих было бы лучше, если бы его не было рядом, чтобы придираться ко мне по утрам.
Я ненавидела просыпаться.
Молчание между нами было нетипичным, и я знала, что он мог сказать, что я не рассказала ему все, что нужно было сказать о моем свидании. Дюк знал меня, как никто другой. Итак, по дороге домой я позвонила Сэди. Мне нужен был ее совет, что делать с Маттео, так что она могла бы избавить меня от лишних объяснений. Она потратила массу дополнительных часов в тренажерном зале с тех пор, как ее отец передал бразды правления, но могла пропустить. Не то чтобы она тренировалась или работала на фронте, если кого-то не было дома, поэтому у нее было больше свободы в установлении своего рабочего времени.
Ее пустая машина стояла у моего подъезда к тому времени, когда мы туда добрались. Неудивительно, поскольку и она, и Дюк были склонны использовать свои ключи почти так же часто, как я использовала свои. Быстро и неловко улыбнувшись Дюку, я пошла вверх по ступенькам к моему маленькому коттеджу. Дверь открылась, поскольку Сэди никогда не запирала эту чертову дверь.
Сэди усадила свою задницу на один из моих барных стульев на острове, пока она пролистывала заметки, которые я сделала для следующих нескольких рецептов, которыми я поделюсь в блоге.
— Я хочу съесть вот этот, — сказала она, ткнув пальцем в страницу моего швейцарского шоколадного муссового торта. Нередко она и Дюк делали ставки на определенные рецепты, как будто для обоих не всегда было достаточно еды.
— Это попадет прямо в твою задницу, — ухмыльнулся Дюк, пригнувшись, когда Сейди швырнула в него папку.
— Эй! — запротестовала я, торопливо подбирая его и запихивая выпавшие страницы обратно — молясь всему святому, чтобы они не перепутались. У меня не было времени на это дерьмо.
— Ты! Что было такого важного, мисс Загадочный Телефонный Звонок? — Она повернулась на табурете, ткнув пальцем в мою сторону.
Я прикусила уголок рта, бросив взгляд на Дюка краем глаза. Его челюсть напряглась, его крепкая, угловатая костяк выделялся в свете, заливающем мои окна.