Роджер вырубился первым. Глаза закрылись, голова моталась из стороны в сторону.
– Ваше здоровье, – произнес он заплетающимся языком. Роджер пытался собраться с силами, но в глазах потемнело, и он ткнулся лицом в стол. В перерывах между песнями Кальвин успел перемолвиться словечком с двумя парнями за соседним столиком. Выяснилось, что легендарная Тиффани по четвергам не работает.
Пиво было допито, и Эгги заявил:
– Все, я уезжаю! Вы со мной, ребята?
Роджер никак не мог встать, и пришлось вдвоем поднимать его из-за стола. Они поволокли его к выходу, но тут подскочила Эмбер и спросила Кальвина:
– Малыш, ты что, меня покидаешь?
Тот кивнул, не в силах вымолвить и слова.
– Приходи еще, обязательно, – проворковала она вслед. – Я сразу поняла: ты крутой парень!
Один из вышибал ухватил Роджера за воротник и помог выбраться на улицу.
– Вы когда закрываетесь? – спросил его Кальвин.
– В три ночи, – ответил вышибала и указал на Роджера: – Но только его с собой больше не приводите.
– Кстати, а где здесь больница? – осведомился Эгги.
– Какая именно?
Эгги взглянул на Кальвина, Кальвин – на него; очевидно, что на этот вопрос ответа у них не было. Вышибала нетерпеливо ждал, затем сказал:
– В городе десять больниц. Вам в какую?
– Э-э… думаю, в ближайшую.
– Тогда это Лютеранская. Город знаешь?
– Конечно.
– Сразу видно. Проедете по Ламар до Парквей. От Парквей – до Поплар. А там и она, прямо за Восточной средней школой.
– Спасибо.
Вышибала махнул рукой и скрылся за дверью. Они потащили Роджера к пикапу, запихнули его на сиденье, затем примерно полчаса колесили по окраинам Мемфиса в безнадежных поисках Лютеранской больницы.
– Ты уверен, что нам нужна именно эта больница? – несколько раз спрашивал Кальвин.
И всякий раз Эгги отвечал по-разному: «Да», «Конечно», «Возможно» и «Разумеется».
Оказавшись в центре города, Эгги затормозил у обочины и подошел к таксисту, дремавшему за рулем.
– Никакой Лютеранской больницы у нас нет, – сказал таксист. – Есть Баптистская, Методистская, Католическая, Центральная, Милосердия и еще какие-то. Но только не Лютеранская.
– Тут их вроде бы десять.
– Если точно, то семь. А вы откуда будете?
– Из Миссисипи. Послушайте, где тут ближайшая больница?
– Больница Милосердия в четырех кварталах отсюда, по Юнион-авеню.
– Спасибо.
Они нашли больницу Милосердия и выбрались из машины, оставив Роджера в салоне в коматозном состоянии. В этой городской больнице принимали в основном жертв ночных уличных преступлений, жестоких домашних и гангстерских разборок, перестрелок с полицией, а также пострадавших от передозировки наркотиков, в результате вождения в пьяном виде. Почти все вышеупомянутые жертвы были чернокожими. К входу в отделение «Скорой помощи» то и дело подъезжали полицейские машины и реанимационные автомобили. Группы перепуганных людей, родственники пострадавших, толпились в коридорах, напоминавших тюремные, в отчаянной надежде отыскать своих близких. Под сводами гулким эхом отдавались плач и громкие возгласы. Эгги с Кальвином показалось, что прошагать пришлось целую милю, прежде чем они нашли регистратуру. Словно по чьему-то злому умыслу она была запрятана в самом дальнем конце бесконечных лабиринтов. За стойкой сидела молоденькая мексиканка. Она жевала жвачку и листала какой-то журнал.
– Скажите, у вас белых принимают? – вежливо спросил Эгги.
– Кого именно ищете? – холодно ответила она.
– Мы пришли сдать кровь.
– Донорский пункт дальше по коридору. – Она указала направление.
– Там открыто?
– Сомневаюсь. Для кого сдаете кровь?
– Для Бейли, – со вздохом ответил Эгги и покосился на Кальвина.
– Имя?.. – Девица застучала по клавишам, глядя на монитор.
Эгги и Кальвин снова с недоумением переглянулись.
– Бейли – это и есть его имя, – ответил после паузы Кальвин.
– А я думал, фамилия. Ведь дома его называли Баком, правильно?
– Да, но фамилия его мамаши Кодвелл.
– А сколько раз она была замужем?
Девушка переводила взгляд с одного парня на другого. Даже рот от удивления приоткрыла. Тогда Эгги посмотрел ей прямо в глаза и спросил: