— Мужики и бабы! Подданные Великой Германии!
После этих слов я не выдержал и плюнул в его сторону:
— Вот сволочь лупоглазая!
Действительно, его глаза чем-то напоминали лягушачьи. Такие я уже видел в первый день войны. А, между тем, фашист продолжал:
— Вы должны понимать, что становитесь цивилизованными людьми, поэтому должны подчиняться новому порядку. Потому, что он несет всем полное освобождение от большевистской заразы. В лесах начали появляться бандиты, они всегда действуют не по правилам войны, нападают из-за угла и убивают немецких солдат и офицеров. Поэтому, при появлении этих, так называемых, «партизан», вы обязаны сообщить об этом командованию немецкими оккупационными силами. В противном случае виновные будут повешены, а члены их семей будут отправлены в Германию.
Немец продолжал все в том же духе, надоел уже порядком. Я решил осмотреть деревню, у меня было ощущение того, что здесь не все правильно, что-то не сходится. Несколько автоматчиков, между тем, шныряли по покинутым домам, в надежде отыскать какое-нибудь съестное. Вот тут до меня дошло — в деревне не было видно ни одной курицы, и за все время я не слышал петушиного крика. Вот ведь, гады, даже полицаям своим ничего не оставили.
Осип-то, последние яйца приносил вчера ко мне, все-таки, наверное, неплохой мужик, и немцам пока не выдает. Хотя, может быть, у него свои планы. Но скорее всего, что нет. Не похож он на хитрожопого, просто замученный, боязливый мужичок. И семья ему дороже всего на этом свете.
Я разглядел в толпе Ольгино лицо, похоже, она думала о чем-то другом, более приятном, чем болтовня этого краснобая. А оратор так разошелся, что казалось, он сейчас слюной изойдет, и глаза выскочат на дорогу. Переводчик даже переводить не успевал, а «докладчик» все больше входил в раж, орал что-то о «тысячелетнем» рейхе, ну и тому подобную дребедень. Слушать его я уже перестал и думал, что хорошо бы всадить несколько пуль в этот слюнявый рот. Но он внезапно заглох, как будто его выключили из розетки, и немцы стали торопливо собираться. Ну, вот и славно!
Фашисты упаковались в свою технику и укатили, а народ расходиться не спешил, похоже, что-то обсуждали, временами поглядывая на Ольгу. А она, скрестив руки на груди и покачиваясь с пятки на носок, хмуро наблюдала за людьми. Наконец, к Ольге подошли два каких-то деда и принялись ей что-то внушать, а она, молча, их слушала. Говорили они довольно долго и показывали руками на деревню. Ольга согласно кивнула головой, развернулась и медленно пошла прочь. Я еще подождал, пока народ разойдется, слез с дерева и осторожно направился к Ольге домой. Когда я вошел, она сидела за столом, положив голову на скрещенные руки. Я погладил ее по волосам:
— Что у вас там случилось, что за разговоры?
— А дела вот такие! Люди уже про тебя все знают, здесь же деревня, ничего не скроешь.
— Ну, и что?
— А то, Витенька, что уходить тебе надо. Потому, что боятся люди и за себя, и за деревню. Сегодня-то промолчали, а что дальше будет, неизвестно. У кого-нибудь язык развяжется, что тогда? В общем, просят тебя люди уйти, вот так-то! Сегодня переночуешь, и все!
— Конечно, Оленька, конечно. Не буду же я людей под монастырь подводить.
Она обняла меня и вдруг разрыдалась:
— Не хочу я, чтобы ты уходил.
Я снова погладил ее по голове:
— Нет, это правильно, я должен уйти.
Ольга вдруг прижалась ко мне всем телом и затихла. Тут я заметил в окно, что возвращаются пацаны, осторожно отстранил Ольгу и вышел в сени:
— Вот что, ребята, разговор есть.
Они остановились, вопросительно глядя на меня, а я продолжил:
— Значит, так! Завтра я ухожу, а ваша задача на сегодня будет такая. Когда стемнеет, дойдете до полицая Осипа, и пусть он мне принесет винтовку брата своего, Архипа. И патронов, сколько есть. Понятно? Выполнять!
Пацаны вытянулись в струнку:
— Так точно, товарищ командир!
Я потрепал их по головам и пошел в сарай, чтобы обдумать, что мне делать дальше. Улегся на сено и прикрыл глаза. Да, конечно, удобно устроился лейтенант Герасимов! И крыша над головой, и жратва с выпивкой, и баба под боком, и опасности почти никакой. Живи, да радуйся! Вот только от присяги меня никто не освобождал, и гнать врага с родной земли все равно придется. Как ни крути, но это моя обязанность и мой долг, и с этим я полностью согласен. Мне просто погано видеть эти сытые рожи и то, что они распоряжаются здесь, как у себя дома, где-нибудь в Баварии или в Саксонии. Мне вспомнился сегодняшний «лектор» с выпученными глазами. Ничего, у вас глаза еще не так вылезут, когда погоним мы вас отсюда поганой метлой. Здесь еще Наполеон горе мыкал!