– Kurt, der Unteroffizier Zielinski, was passiert?[3]
Не хочет из-за угла вылезать. Ну и ладно, сейчас узнаешь, кто пришел. Перевожу прицел левее и жму на спуск. Ба-бах! Если он не трус, то я труп. Дергаю затвор и засаживаю обойму. Трус. Слышу удаляющийся топот, вскакиваю сам и, выскочив за угол, всаживаю пулю в успевшего отбежать на полтора десятка метров солдата. Ба-бах! И тишина. Не отнимая приклада от плеча, разворачиваюсь в сторону пистолетчика, прикрытого сейчас забором, и приставным шагом сдвигаюсь, одновременно выбирая спуск. Здесь все нормально – немец все еще месит ногами пыль, но каждое движение все медленнее и медленнее, этому недолго осталось, тем более что под ним уже натекла темная лужа, несмотря на то, что прошло всего несколько секунд. Теоретически оратора можно не проверять – с такой дырой в черепе ему только пришелец вроде меня сможет помочь, а я никого подобного вокруг не замечаю. Точно, труп, к бабке не ходи. Ха, интересно, при чем здесь какая-то бабка? Кажись, понял – отходняк начинается, вон как руки ходуном ходят. Надо бы возвращаться к первому стрелку, очень уж подозрительная корзина невдалеке от него образовалась – жратву я сейчас за километр почую. Или за парсек. Ну, точно запасливый хомяк попался, хоть и почти дохлый. Вот эта колбаска домашняя мне в самый раз, хоть и не успевает во рту таять, так как я ее сразу следующим куском дальше проталкиваю, но вкусно. Немец забулькал кровавыми пузырями. Сказать что-то хочешь? Наклоняюсь, и тут меня накрывает Слиянием.
Не хочу!
Но поздно.
Глава 2
Какой раз я сегодня из отключки выбираюсь? Похоже, уже третий. Это может и в привычку войти. Не хотелось бы. Голова почти не болит, прогресс налицо, что радует, хотя внутри такая каша, что хоть топор вешай. И что это за толпа вокруг меня собралась, причем с сельхозинструментом колюще-режущего свойства, тем более, заметив, что я пришел в чувства, какой-то мужичок перехватил поудобнее вилы и сделал в мою сторону шажок.
– Э-э-э… а вы хто будешь?
– Дед Пыхто, не заметно? – Вставать я пока не решался, потому просто сел прямо в пыль, да и какая разница – форму все одно уже уделал.
– Наш, што ли?
– Ну как тебе, мужик, сказать – скорее наш, чем наоборот.
– Гово́шь чудно, но наш вроде, – мужичок неуверенно оглянулся на толпившихся за спиной селян.
– Да сволочь он! Наш, не наш – паскудник и есть, – взвилась баба с косой в руке. – Жолнеров ерманских побил, сам щас наутек, а нас ерманец по околице всех развесит. Хватай его, ерманцу сдадим, можа, и помилует.
Народ заволновался, но, похоже, мысль меня хватать пришлась по душе. Если сейчас им отпор не дать, неизвестно, как дело повернется дальше. Первым делом я подобрал валявшийся рядом «люгер» и, стараясь не показывать слабость, встал, хотя на винтовку и пришлось опереться. Повертел пистолет в руках, патроны вроде еще должны остаться, и как можно наглее посмотрел на толпу.
– Ну, кто первый хватать будет? – Народец слегка попятился, но перепугался, похоже, не сильно, так как в мою сторону нацелился целый ворох инструмента. Бросятся толпой, хрен отобьюсь, не стрелять же в них на самом деле. Хотя кое-кому в зубы дать и стоит. – Желающих, похоже, нет? Поэтому перестаем дурью маяться и думаем, что делать дальше.
Ага, увидев, что я беру на себя командирские обязанности, а значит, от ответственности увиливать не собираюсь, селяне приободрились. Ну да, извечный русский вопрос – кто виноват и что с ним, гадом, делать? Чего уж теперь, гад – выкручивайся.
– Для начала быстро убираем трупы. Там во дворе еще один немец и девушка, – махнул я рукой в сторону двора, из которого вышел на улицу.