Говорил он с большими паузами, и вся эта медлительность вытягивала душу. Зенич чувствовал себя неприятно, а женщина, наверное, тем более, но держалась, и только подергивание сплетенных пальцев да неестественная напряженность её позы выдавали волнение.
- Она пригласила... и я пошел, потому что деваться, в сущности, было некуда, - на вздохе закончил инженер. - Вы не подумайте...
- Я ничего и не думаю, - оборвал его капитан и посмотрел на женщину.
Она кусала губы и, кажется, готова была разрыдаться. Качала головой, будто спрашивала себя: "Что же это я?"
- Вот и хорошо, - обрадовался инженер, но капитан не расслышал его последних слов.
Зенич пришел к ним с желанием ничего не испортить. Сейчас он чувствовал, что хочет совсем иного. "Странно, - говорил он себе. - Я моложе, я лучше, чем он, я один, я заслужил такую женщину. Может быть, я нужен ей, а она мне. Но сегодня здесь не я, а он. И не я её защищаю, а он предает. Несправедливо".
Он понимал, что, думая так, думает обо всем, в чем его обошли. Несправедливость для него воплотилась в эту женщину, которая не принадлежала ему.
- Я вас правильно понял? - настаивал инженер. - Вы сказали, что ничего не думаете? Значит ли это, что я могу идти?
- Значит, - сказал капитан. - И если можно, то побыстрее. Через пятнадцать минут автобус до Приморска.
Инженер не разобрал интонаций в голосе капитана.
- Спасибо, - сказал он. Исчез в соседней комнате. Появился в плаще и, с заискивающей улыбкой глядя на Зенича, пошел к двери.
- Артуша! - окликнула его женщина. - Вы забыли портфель.
Споткнувшись на ровном месте, Сергиевский прихватил портфель и выскочил наружу. Глухо хлопнула дверь.
- Ждете, что разревусь? - спросила капитана хозяйка. - Не дождетесь.
- Ждал, - честно признался капитан.
- Напрасно, - сказала женщина. И заплакала. Потом опрометью выбежала из комнаты.
Оставшись один, капитан начал искать сигареты. Нашел. Но не закурил. Сломал сигарету и, не найдя, куда выбросить, сунул в карман. Сел за стол, на котором остывал обед.
Спустя несколько минут в комнату вошла Лена Кузьменко и села напротив.
Зенич отметил, что теперь она выглядела хуже. "Впрочем, - подумал он, слезы ещё ни одну женщину не делали привлекательнее".
- Я живу одна, - сказала женщина, уткнувшись взглядом в стол-Давно уже живу одна, хотя так было не всегда.
Я специально выбрала эту глушь. Хотела спрятаться от всех.
Иногда одиночество тоже радость. Когда тебе уже тридцать, и ты одна, и преподаешь язык и литературу в пятых - восьмых классах в маленькой школе на два села, не так уж много у тебя радостей в жизни. Только иногда и эта твоя единственная радость поперек горла становится.
- Я не дал бы вам больше двадцати пяти, - искренне сказал Зенич.
"Постой, - сказал он себе, - ты, собственно, зачем здесь?"
- Вы были вчера вечером в Южном? - спросил он, взяв официальный тон.
Женщина подняла глаза. Она начала понимать, что он здесь не случайно.
- Была, - сказала она.
Он не стал спрашивать, с какой целью. Ждал.
- Получила телеграмму от отца - мы не виделись уже три года. И вдруг его судно заходит в Южный.
- Какое судно?
- "Кустанай". Показать телеграмму?
"Снова "Кустанай", - отметил Зенич. - Воистину, все в этом мире связано".
- Не надо, - сказал он ей.
- Выпросила отпуск на два дня и помчалась. А отцу не до меня. Он капитан, и у него разгрузка. Пришлось уехать на первом подвернувшемся автобусе.
- По вине водителя этого автобуса сегодня утром произошла автомобильная катастрофа.
- О господи! - тихо сказала женщина.
- По дороге к вам подсел солдат. Кажется, пограничник...
- Да. Он впереди сидел, рядом с шофером. Скажите, что с ним?
Капитан не стал говорить "не знаю" - вряд ли такой ответ успокоил бы женщину.
- Ничего серьезного, - сказал он. - А подобрали вы его где?
- Сразу за городом.
- Он что, "голосовал" или водитель остановился сам?
- Голосовал. А шофер не видел или не хотел останавливаться. Словом, проскочил. Жалко стало парня - стоит ночью под дождем, в одном кителе... Крикнула шоферу. Остановился. Пограничник подбежал и сказал, что ему в Приморск.
- Именно в Приморск?
- Да, - повторила он. - Шофер показал, чтоб заходил.
Пограничник вошел, и мы поехали.
- Не помните, был у него какой-нибудь багаж?
- Кажется, был чемодан.
- Вспомните, пожалуйста, как выглядел этот чемодан.
Женщина задумалась.
- Маленький такой чемодан...
- Вы сидели впереди. Слышали, о чем говорили шофер с пограничником?
- Не слышала, - сказала она с виноватым видом.
- Как по-вашему, куда ехал этот парень?
- Думаю, он ехал в отпуск.
- Почему вы так решили?
- Он был очень веселый, несмотря на то что промок.
Кроме того, он был с чемоданом.
- Значит, после того как вы сошли, в автобусе остался один пассажир пограничник?
- Да, он один, - грустно сказала женщина. - Когда автобус ушел и мы... и мы остались на дороге, я подумала: вот счастливый! Молодой, уверен в себе, едет домой... Знаете, я не завидовала ему тогда. В ту минуту я почти поверила...
Она замолчала. Потом спросила:
- И все-таки что с ним?
- С ним все в порядке, - сказал капитан и встал. Он поймал себя на мысли, что ему не хочется уходить. - Благодарю вас, - сказал он.
- За что? - смутилась женщина. - Это я должна благодарить вас. Когда вы пришли сюда и... произошло то, что произошло... В общем, впервые в жизни мне стало по-настоящему жаль себя. Сейчас я говорю себе: можно что-то придумать.
- Всегда можно что-то придумать, - сказал Зенич.
- Спасибо, - сказала Кузьменко.
- За что? - смутился капитан.
- Спасибо, - повторила женщина. И улыбнулась.
ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ
- Занято, - сказал Мытарев, повесив трубку. - Если она вдруг прилетела, это прошло мимо меня. Не могу дозвониться... Сразу же прошу учесть вот что это выяснилось буквально сейчас. Некто, предположительно тот же человек, которого видели в лодке, вчера днем, когда Цырин был в Южном, интересовался им в гараже, а сегодня утром встречал на автовокзале.
- Следил? - предположил Зенич.
- Возможно.
- Следил и выследил... - повторил капитан. - Вы уверены, что это один и тот же человек? В ограблении кассы, с Цыриным и без Вула, судя по всему, участвовали трое.
Цырина убил второй. А где же третий?
- Ваши соображения?
- По версии Киреева, которую я склонен поддержать, они сыграли на единственной слабости в системе охраны кассы.
Касса на втором этаже. Пульт централизованной системы блокировки - на первом. Пока кассирша спускается со второго этажа на первый, помещение кассы бесконтрольно. Пятнадцатого кто-то, очень хорошо знающий Литвинову, задерживает её на втором этаже. Сообщник в это время действует в кассе.
Третьему, то есть Цырину, выпадает переправить деньги в Приморск?
- А Вул?
- Вула они попросту подставили. Они уверены, что он будет молчать.
- Не забудьте ещё одной важной вещи, - сказал полковник. - Цырин боялся Вула. После того как Вула арестовали, он стал бояться его ещё больше. Мы исходим из того, что Вула они подставили совершенно сознательно. Вариантов, исключающих этот страх, не существует. Если Вул заговорит - Цырин попался; ну а если смолчит - то рано или поздно он все равно появится на свободе, и тогда нашему шоферу придется ещё хуже. Такова логика рассуждений Цырина. Мысль исчезнуть, уйти от сотоварищей, тех, кто рядом и кто за решеткой, но от этого не менее опасен, должна стать навязчивой идеей Цырина. Он ищет возможность исчезнуть и, по-видимому, находит её сегодня ночью на тридцать шестом километре.