Литвинова. Это он вам так сказал?
Киреев. Да. Но это ещё не все. На проходной время, в которое любая машина покидает территорию завода, фиксируется.
Так вот, в пятницу автобус, в котором находились и вы, выехал в тринадцать минут пятого. Следовательно, к автобусу вы подошли не в пять минут пятого, а минут на пять - семь позднее.
Литвинова. Ну и что?
Киреев. Поймите, очень важно установить точно, сколько времени ушло у вас на то, чтобы закрыть кассу и спуститься на первый этаж.
"Далось ему это время, - подумал Зенич. - Ну, спускалась она на пять минут больше - что с того? Нет, этот парень не станет спрашивать просто так. В его вопросах есть, конечно, какой-то смысл. Он, по-видимому, считает самым подходящим моментом для вскрытия кассы те несколько минут, в течение которых Литвинова находилась в здании заводоуправления.
Но какое это имеет значение, если поворот ключа в замке одновременно включает блокировку? Все равно не объяснишь, почему сигнализация не сработала.
Стоп, - сказал он себе, - не спеши. Вспомни: системы сигнализации бывают разные. Там, где целесообразно осуществить централизованный контроль большого числа объектов, включение блокировки производится с общего пульта".
- Какая система сигнализации на заводе? - спросил капитан Киреева.
- Централизованная, - последовал ответ.
А это, в свою очередь, означало, что, пока кассирша закрывала двери и спускалась на первый этаж, помещение кассы оставалось бесконтрольным. Теперь все зависело от одного:
как велико было это время в данном случае.
Литвинова. Я уже говорила - несколько минут.
Киреев. Элементарный подсчет свидетельствует о другом.
Литвинова. Если вы меня обвиняете, то скажите, в чем.
Она не понимала, чего от неё хотят. Или делала вид, что не понимает. А Киреев не стал раскрывать ей свои соображения. Что ж, возможно, он был и прав. Еще было заметно, что держалась Литвинова естественно - не сетовала на судьбу, не плакалась. Женщина, которая что-то скрывала, в её положении вела бы себя иначе. А то, что она не могла объяснить несовпадение во времени, на которое обратил внимание старший лейтенант, само по себе немного стоило. Важно было другое - задержали ли кассиршу наверху, и если да, то кто.
Но здесь Киреев не продвинулся - Литвинова молчала.
Протокол допроса Вула читался, как занимательная чепуха.
Вул работал под обаятельного простака. Зеничу показалось, что в тот момент его даже забавляло положение, в которое он помимо своей воли попал. Он не был уверен, что оно позабавило бы его теперь.
Киреев. Как вы очутились в Южном?
Вул. Вернулся я, гражданин начальник, с дальнего Севера.
Думал жизнь новую начинать, но не дали. Люди не дали. Они все чистенькие, на нашего брата смотрят знаете как!.. С таким взглядом не они меня - я их бояться должен. Ткнулся туда, сюда. Как разглядят, по какому документу я справку получал, т"т наш разговор и заканчивается. Решил в Южное. Городок приличный, чистенький, и там меня не знают. Покажу себя с хорошей стороны.
Капитан сразу узнал его манеру выражаться и заставил себя вспомнить его. Зенич знал, что половину из своих сорока с лишним лет Вул провел в тюрьмах. Он вспомнил, что Вул не производил впечатление человека, подверженного влиянию окружения, - такие гнут свою линию, чего бы им это ни стоило.
Конечно, он переменился со дня их последней встречи - тюрьма не санаторий.
Киреев. Приехали и сразу на завод?
Вул. А то куда ж! Надо было где-то определяться. Если не воровать или не работать, ноги протянешь. А я твердо решил:
завязываю!
Киреев. На судоремонт, значит, потянуло?
Вул. Место приличное. Люди хорошо отзываются.
Киреев. Кто отзывается?
Вул. Да всякие.
Киреев. И в каком же качестве решили рекомендовать себя?
Вул. Э, гражданин начальник, нехорошо о нашем брате думаете. Я, например, токарь третьего разряда. Там, откуда прибыл, теперь не только профессию получить можно - высшее образование. В общем, двинул на завод. На заборе объявление висит. Громадное. Те требуются, эти - профессий двадцать перечислено. Ну, говорю себе, повезло нам. Являюсь в отдел кадров. Мужчина там сидит, представительный такой, улыбается. Здравствуйте, говорю, пришел на работу определяться. И так, видать, я ему понравился, что закрыл он свое окошечко и повел завод смотреть.
Киреев. Вас?
Вул. Ну да. Хочу, говорит, все показать, чтобы выбрали, что вам больше по душе. У нас, говорит, много хороших трудовых коллективов и любой будет рад такому пополнению.
Киреев. Что же он вам показывал?
Вул. Цеха, бытовки, в столовой были. Хотел профилакторий показать, но я отказался. Напоследок в кассу завел. Вот здесь, говорит, два раза в месяц, второго и семнадцатого, происходит приятная процедура - каждый получает по труду.
И тот, кто хорошо потрудился, получает неплохо. Заметьте, говорит, это место.
Он не ждал, пока Киреев перейдет к сути. Он сам толкал его к этому.
Киреев. И вы заметили?
Вул. А то нет!
Киреев. Вот что, Вул, перестаньте молоть чепуху и расскажите чистосердечно, кто вывел вас на кассу и где вы взяли ключи. Так будет лучше для вас.
"Не годится, милый, - подумал капитан. - С кассиршей у тебя получалось лучше. Не хватило терпения выслушать эту байку до конца, получай готовенькое и иди пфтом лови его".
Вул. Понимаю и ценю ваши слова. Никто не выводил и никто ничего не давал. Нечистый попутал. А точнее, соединение роковых обстоятельств с сознанием собственной недостойности.
Киреев. Яснее.
Вул. Пожалуйста. Когда мы кассу осматривали, мимо какой-то малый промчался и ключи обронил, целую связку. Поднял я их и за ним вдогон, но он исчез. Найду, думаю, и отдам.
Стою внизу, кадровика поджидаю. Ключи в руках. В это время фифа идет, что в кассе из окошечка мордочку демонстрировала, а на пальчике у неё ключики вертятся. Посмотрел - точьв-точь такие, как у меня. Ну, и нашло тут. Дождался провожатого своего. Платок, говорю, у кассы обронил. А сам наверх. Прикинул те самые ключи, полный набор. И один, стало быть, от сейфа. Надо сдать, думаю, и предупредить, кого следует, что есть тут у них парнишка, который у себя в кармане запросто ключи от всех денег держит. Тут как раз дело до ксивы дошло. Начальник мой, как увидел, откуда я, морду стал воротить, и вроде им уже никто и не требуется. Вышел я от него, на душе тошно. Все и припомнил. И про кассу, и про семнадцатое число, и про ключи.
Подобный бред он нес все время, и старший лейтенант, как ни старался, не достиг ничего. Он пытался поймать его на деталях - по указанию старшего лейтенанта Вул повторил свою "исповедь" несколько раз, - но не преуспел и здесь.
Впрочем, как выяснилось позже, один из инспекторов отдела кадров двенадцатого ноября действительно показывал Вулу завод, но не заметил, чтобы последний что-либо находил и куда-то отлучался. И на работу он оформляться не стал - сказал, что подумает.
Итак, за три дня до ограбления Вул побывал на заводе - это не вызывало сомнений. Проводил рекогносцировку? Создавал легенду? Ответов на эти вопросы Кирееву получить не удалось.
Старший лейтенант был человеком дела. В поисках денег он решился даже обыскать завод - это был героический, хотя и бесполезный шаг. Мог ли он предположить, что деньги были вывезены из города пятнадцать минут спустя после того, как сработала сигнализация, и следствие получило в свое распоряжение такого словоохотливого и такого бесполезного свидетеля?
ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ СОРОК ТРИ МИНУТЫ
Машина стояла у проходной завода. Резкий звук гудка будоражил серый день. Вышел какой-то заспанный тип, по виду сторож, пригляделся, вернулся на проходную. Заныл невидимый мотор, и створки ворот поползли назад, открывая проход.