С губ Кончиты сорвался стон, в котором было мало человеческого, и она потеряла сознание. Анестезиолог, доктор Краммер, отступил от стола. В нем больше не было нужды. Природа все сделала за него.
Бретт начал срезать с тела девочки обуглившуюся плоть и остатки одежды. Он работал со всей возможной скоростью. Керри знала почему. Сгоревшая плоть отравляла организм Кончиты. Это могло закончиться тяжелым общим сепсисом.
Доктор Келлер, который был специалистом по ожогам, специальным инструментом стал срезать тончайшие слои кожи с шеи и плеча Кончиты. Кожа затем укладывалась на очищенные участки тела для уменьшения потери жидкости.
— При таких серьезных ожогах не существует лучшего перевязочного материала, чем собственная плоть пациента, — объяснил он двум интернам, наблюдающим за операцией. — Со временем, если их не уничтожит инфекция, эти маленькие островки кожи разрастутся и сформируют новый кожный покров.
Часы тикали, как сердце.
Сколько еще времени у Кончиты в запасе? — устало думала Керри. И если она чудесным образом, благодаря искусству Бретта и остальных и чьим-то молитвам, не умрет в течение этих первых самых тяжелых часов, сможет ли она пережить те опасности, которые еще ждали своей очереди? Смертью грозили: сепсис, токсикоз, отказ почек и многое другое.
С момента начала инъекций и переливаний и до момента, когда Бретт вместе с доктором Келлером переложил изуродованное тельце на раму Страйкера — специальный аппарат, разработанный для уменьшения контакта тела пациента с любыми поверхностями, — прошло три часа и двенадцать минут.
Когда все наконец закончилось и Кончиту увезли в блок интенсивной терапии, Керри сдалась утомлению, которое давно уже пробовало ее на прочность. Она прислонилась спиной к зеленым плиткам стены, опустила голову, чтобы никто не видел, и заплакала.
На ее плечо легла чья-то рука, и голос, в котором чувствовалась не меньшая усталость, тихо сказал:
— Мне жаль, что тебе пришлось вынести это. Но я собрал для Кончиты лучшую команду, в которой не обойтись было без первоклассной хирургической медсестры. Ничего личного. Ты мне веришь?
Она стерла слезы ладонью.
— Конечно. И я благодарна тебе за это.
— Хорошо. Тогда моту я попросить тебя еще кое о чем?
Она напряглась, посмотрела на Бретта снизу вверх. Какими усталыми были эти серые глаза!
— Это зависит от того, Что ты попросишь, — осторожно сказала она.
— Ты не побудешь со мной и Кончитой, пока она не вернется в сознание? Она знает тебя. Ты ей нравишься. Все… любая вещь, несущая ей физическое или эмоциональное облегчение, может отдалить от нее границу между жизнью и смертью.
Как много он делает, подумала Керри. Значительно больше, чем можно было ожидать от него, как просто от хорошего врача. Как он сказал? Хороший хирург отдает пациенту и сердце, и руки, и душу. И тут, почувствовав, что восхищение Бреттом перерастает в поклонение, Керри поспешно бросила анализировать его положительные качества.
— Я сделаю все возможное, чтобы помочь Кончите. Ты же знаешь это. Мог бы и не спрашивать, — просто ответила она.
Его голос потеплел, и усталость, казалось, стала в нем менее выраженной.
— Спасибо. Бодрствовать не одному всегда легче. Нам принесут кофе и сандвичи. Это будет долгая ночь, Керри. И нелегкая.
В его словах было сомнение или это ей послышалось? Он что, сомневался в ее эмоциональной выносливости? Она хотела ответить ему, что может сломаться в обычной жизни, но никогда — на работе. Но вместо этого сказала:
— Я готова, Бретт.
Они вместе вышли из операционной и пошли по коридору. К ним, всхлипывая и ломая руки, бросилась объемная, знакомая фигура. Люпита. Она упала на грудь Бретта, обвиняя себя в случившемся несчастье.
— Не мучь себя, Люпита, — попытался успокоить ее Бретт. — Всякое случается. Ничьей вины тут нет. Мы будем делать все, что в наших силах. А ты — молись. И может быть, мы удостоимся чуда.
Он осторожно освободился. Люпита еще кивала и всхлипывала, когда Керри и Бретт вошли в кабину лифта.
Глава 10
Долгая ночь. Бретт был прав. Керри знала, что никогда не забудет этих мучительных часов возле постели Кончиты. Следить за каждым неглубоким вдохом девочки и каждый раз думать, что он будет последним, молиться, стараться передать часть своей жизненной силы умирающему телу. Ждать момента, когда вернется сознание, и бояться боли, которую оно принесет с собой.
Бретт непрерывно работал, чтобы поддержать искру жизни в угасающей плоти — переливания, восстанавливающие баланс жидкости в организме, инъекции, стимулирующие отказывающееся биться сердце, каждые пятнадцать минут — измерение пульса и температуры. Эти замеры аккуратно заносились в таблицу, которая затем будет использована для выбора программы лечения. Еще один Бретт. Совершенно непохожий на остроумного болтуна, которого она знала раньше.
Керри вспомнила счастливый день, проведенный в зоопарке. Она тогда спросила его: «Ты хоть когда-нибудь бываешь серьезным?» А он ответил: «Только тогда, когда это действительно нужно. А это часто случается — такая работа». Еще несколько кусочков головоломки по имени Бретт Тейлор встали на свое место. Он был талантливым врачом, может быть, отчасти потому, что умел расслабиться в драгоценные моменты отдыха.
В ее мысли проник едва слышный звук. Подняв голову, она увидела, что губы Кончиты шевелятся — она пыталась что-то сказать. Бретт подал Керри знак быстрым движением руки, и они оба наклонились над кроватью, бормоча ласковые слова — Бретт по-испански, Керри по-английски.
Керри была уверена, что Кончита их узнала. Она попыталась улыбнуться, но проснувшаяся боль стерла улыбку. И снова звук, похожий на стон животного, слетел с ее губ. Девочка чувствовала невыносимую боль и не знала отчего.
Керри повернулась к Бретту, в ее глазах стояла немая мольба. Он быстро ввел морфий в плечевую вену девочки. Они со страхом ждали результата. Какую дозу сможет выдержать Кончита в ее состоянии? Вдруг количество наркотика, достаточное для обезболивания, окажется смертельным? А если оно слишком мало, чтобы уменьшить мучения? Снова все зависело от точного расчета.
— Господи, пожалуйста…
Керри не поняла, что молится вслух, пока Бретт не тронул ее за плечо. Этим жестом он говорил: я понимаю, я разделяю твою молитву.
Вызывающие дрожь стенания смолкли, но глаза Кончиты не закрылись, и она, похоже, чувствовала присутствие Бретта и Керри. Бретт с облегчением вздохнул:
— Мы выиграли еще одну битву.
Проверив пульс, он убрал пальцы от виска девочки.
Медленно тянулись часы, и они продолжали борьбу за жизнь Кончиты. Временами Керри казалось, что рядом с больничной койкой стоит смерть и ждет, когда они сделают ошибку.
Один раз, когда Кончита начала метаться по постели, Керри стала напевать песню, которую знала с детства. Ее голос был не из лучших, слезы перехватывали горло, но Кончита прислушалась, затихла.
— Может, поспишь немного? — спросил Бретт, заметив ее бледность.
Она покачала головой:
— Не могу. Ведь ты тоже не можешь.
Пришел рассвет, а Кончита все цеплялась за жизнь. Бретт очень не хотел оставлять ее следующей смене, но в конце концов сдался, не в силах побороть усталость.
— Я отвезу тебя домой, — сказал он. — Спи столько, сколько тебе нужно, чтобы выспаться. Я поговорю с твоим контролером.
— А ты?
— Поваляюсь пару часов наверху.
Керри встала, потянулась, поморщилась от боли — от долгих часов неподвижности занемела спина.