— Парень с характером, Рик Флэр? — я вставил его фирменное «ууу», просто чтобы не было путаницы.
Она снова кивнула, ее улыбка стала шире.
— Я, честно говоря, понятия не имею, серьезно ли ты сейчас.
Она рассмеялась.
— Я совершенно серьезно.
— Ты была фанаткой реслинга? — я наклонился, чтобы полностью прочитать выражение ее лица, все еще не поверив ей.
— Нет! И я думаю, что это та часть, которая меня зацепила. Лиззи не нужно было знать, кто он такой. Просто нужно было почувствовать себя особенной. Я работала на износ, чтобы осуществить свою мечту – зарабатывать на жизнь музыкой. Как только моя песня попала на радио, я начала проводить свои выходные с больными детьми. Половина из них сначала даже не знали, кто я такая, но все равно улыбались и смеялись, когда я входила в палату. В каждом из них я видела лицо Лиззи. После прихода популярности давление только усилилось. Я должна была делать больше. Давать больше. Быть там дольше.
Слова застряли у нее в горле, и я почувствовал, как ее сердце бешено колотилось в груди.
От одного только разговора об этом у нее начался приступ паники. Я не мог представить, как она справлялась с этим ежедневно.
— Тссс. Расслабься. — Я крепко прижал ее к своей груди.
— Черт побери! — она стукнула кулаком по матрасу. — Я обещала себе, что верну свою жизнь сегодня. И посмотри на меня. Я даже не могу говорить об этом, не потеряв рассудок.
— Твой взгляд на жизнь серьезно искажен. — Сказал я ей совершенно серьезно.
Она вздрогнула всем телом, дав понять, что эти слова не были приукрашиванием, которого она ожидала от меня. Но кто-то должен был ей сказать.
— Ты не Человек-паук. — Я ухмыльнулся.
— А ты несмешной, — отчеканила она.
— Да, я смешной. Но выслушай меня. Ты не можешь спасти всех. Я понимаю, Ливи, потому что так чертовски долго я чувствовал то же самое. Черт, я перепугался, когда ты пропала сегодня, меня еще не отпустило. Но, по крайней мере, я могу это признать. Годами я корил себя за то, что меня не было рядом в тот день, когда мой отец покончил с собой. Чувство вины разъедало меня. Пока однажды мама не усадила меня и не объяснила, что я не Человек-паук. — Я рассмеялся от этого воспоминания. — Имей в виду, мне было шестнадцать, когда она мне это сказала, а не десять. Но, Боже, это была самая освобождающая вещь, которую мне когда-либо говорили после его смерти. Я был всего лишь человеком. Не мог быть везде и для всех. Не для папы. Даже для Анны.
— Сэм, это была не...
Я не дал ей шанса сказать мне то, что и так уже знал.
— Это была не моя вина. Знаю. Я просто хотел бы сделать больше. Это борьба порядочных людей повсюду. Ливи, это не плохое чувство. Оно становится плохим только тогда, когда эти желания поглощают тебя, и когда ты настолько погружаешься в помощь людям, что теряешь из виду, как это тяжело для тебя. Я мог бы сидеть с Анной двадцать четыре часа в сутки. Моя мама могла бы делать то же самое для моего отца. Ты могла бы легко выбросить свою карьеру на помойку и отправиться в мировое турне по больницам, но как это повлияет на тебя? В какой-то момент ты должна сделать свою собственную жизнь приоритетом. Никто другой не может сделать это за тебя. Ни врач, ни твоя семья и друзья. Черт, даже я не могу этого сделать. Это на твоей совести, Ливи.
— Это неправда. Ты делаешь это для меня все время. Я не чувствую себя такой неуправляемой, когда с тобой. — Слезы наполнили ее глаза.
Я не мог винить ее в этом. Она тоже делала это для меня. Но не понимала, что это такое.
— Нет, нет.
— Да, да.
— Нет. На самом деле, нет.
— Да, ты правда делаешь! — огрызнулась она, начав злиться.
Я не смог удержаться от смеха, когда она сузила на меня глаза. Провел пальцами по коже между ее бровей.
— У тебя появятся морщины, если ты будешь продолжать в том же духе. Мне нужно, чтобы ты оставалась горячей, а я мог похвастаться тобой перед своими друзьями, когда ты, наконец, позволишь мне рассказать им.
— Ты не можешь сказать мне, что я чувствую из-за тебя. Ты не в моей голове. — Она отмахнулась от моей руки.
— Я могу сказать тебе все, что захочу, — возмущенно сказал я.
— Нет, не можешь.
— Да, я могу.
— Нет. Ты. Не можешь. — Она разозлилась еще больше, и я снова начал смеяться.
— Я люблю тебя.
Ливи села прямо, как будто в кровать только что ударила молния.
Ага. Это был мой плавный ход. Я просто проболтался, пока мы препирались, полностью одетые, в случайном гостиничном номере в центре штата Мэн. Это должна была быть история, о которой мы будем рассказывать нашим детям – волшебный момент, который бывает только раз в жизни с кем-то. Это была романтика Сэма Риверса в ее лучшем проявлении – совершенно и абсолютно нелепая, но и более честная, чем все на свете.
— Ты что? — наполовину вздохнула она, наполовину обвинила.
— Дизайнерские туфельки, я сказал: «Я люблю тебя». Я люблю тебя уже давно. Наверное, с того момента, когда ты использовала свое тело как щит от ветра, чтобы я мог прикурить сигарету. Может быть, даже раньше. Это была любовь с первого взгляда, Ливи.
— Сэм…
— Так что, да, я могу сказать тебе все, что захочу. И я говорю, что предлагаю тебе отвлечься от остальной части твоей сумасшедшей жизни. Это действительно чертовски хорошее отвлечение, и я молюсь, чтобы ты полюбила это отвлечение и захотела сохранить его навсегда. Но, в конце концов, ты должна быть тем, кто хочет жить. Все, что я могу сделать, это быть рядом с тобой, пока ты это делаешь. — Я просто пожал плечами.
Хотя, когда я смотрел в ее карие глаза, в этом не было ничего простого.
Я люблю ее.
Теперь мне нужно было сидеть и ждать, чтобы узнать, любит ли она меня тоже.
Она удерживала мой взгляд, пока по ее великолепному лицу пробегала целая комбинация эмоций. Ее щеки застенчиво розовели. Губы подергивались от улыбки. Глаза наполнились любовью.
— Ты тупица! — сказала она.
Ну, тогда ладно.
Глава 22
Ливи
Сэм засмеялся, уверенно сложив руки за головой, но смотрел на меня настороженно.
— Прошу прощения?
— Я сказала: «Ты тупица», — повторила я, но огромная улыбка угрожала поглотить мое лицо.
Он любил меня. Но был тупицей, поэтому я почувствовала необходимость сообщить ему эту информацию. Но, на самом деле, я была слишком занята борьбой, чтобы удержаться на ногах, в то время как мое сердце пыталось взлететь.
Он любит меня.
— О, правда? Как тебе это? — на губах Сэма появилась такая же ухмылка.
— Во-первых, мне нужно, чтобы ты отказался от своего признания в любви.
— Ни за что. — Он покачал головой и с отвращением скривил губы.
Я повернулась к нему и скрестила ноги перед собой.
— Ты должен! Я не могу говорить о своих бывших парнях после того, как ты сказал мне, что любишь меня! Это дурной тон.
Он склонил голову набок.
— Почему черт возьми ты чувствуешь потребность говорить о своих бывших парнях прямо сейчас?
— Потому что это объясняет, почему ты тупица, — заявила я, наклонилась и прикоснулась своими губами к его. — Это действительно хорошая история. — Я прошептала, отстранившись всего на дюйм.