Меня трясло от желания покурить. Порыв, которому я сопротивлялся... с трудом. Бросить курить было самым трудным, что я когда-либо делал. И даже месяц спустя не был уверен, что мне это удалось. Но я продолжал свой путь. Потому что дал обещание двум главным женщинам в своей жизни, и, будь то ядерная война или зомби-апокалипсис, я выполнял свою часть сделки.
Однако глобальная катастрофа сейчас казалась менее значимой. Боже, было тяжело.
Но пора вернуться к моему новому звездному статусу... даже если он был жалким, свободным от курения.
За исключением шквала онлайн-заказов в «Переделке», больше ничего не взорвалось после того, как Ливи объявила о своем внезапном уходе из музыки. Во всяком случае, общественность сплотилась вокруг нее. Последовал массовый поток поддержки, но тонна критиков предсказывала, что все это было большим рекламным трюком. Даже фанаты, которые ненавидели меня до глубины души, поддержали Ливи. Но особенно те, кто думал, что я создал единорогов.
Репортеры не расположились лагерем у моего порога, как опасалась Ливи, но недостатка в людях, пытавшихся получить информацию о ней, не было. Мне пришлось трижды поменять номер телефона, и периодически за мной следили папарацци, даже когда я выгуливал Сэмпсона в парке. Но я просто улыбнулся и продолжил прогулку.
Я заполучил девушку. Потребовалось бы больше, чем несколько снимков, чтобы сбить меня с толку.
Фото с моим изображением попало на обложку какого-то таблоида только через пару недель. Это была полностью сфабрикованная история о том, что я на самом деле был преследователем Ливи и продержал ее в плену все выходные, после чего она в меня влюбилась. Я был относительно уверен, что они не знали о нашей шутке со сталкером, но мы от души посмеялись над этой статьей. Это был восхитительный маленький кусочек дерьма, который я быстро вставил в рамку и повесил над нашей кроватью.
Насколько мы могли судить, Девон ни о чем не сообщил прессе. Все настоящие секреты остались таковыми. Было миллион предположений о том, как мы с Ливи встретились, особенно после того, как репортеры начали копаться в моем прошлом, но ни один человек так и не решил уравнение, что мы вместе стояли на вершине этого моста. Я предположил, что Девон действительно любил ее – или, по крайней мере, ему нравилась возможность получать заработную плату. Несмотря на мои убеждения в обратном, Ливи дала ему блестящую рекомендацию. Она заявила, что их проблемы носили личный, а не профессиональный характер. Хотя поначалу я был против этого, но обрадовался, что Дэвон получил работу в крупной охранной фирме за две тысячи миль отсюда, в Чикаго. Мне не нужно было беспокоиться о том, что он случайно появится у нашей двери, расстроив Ливи.
К сожалению, не только он мог расстроить Ливи, многие могли исполнить эту роль.
В третий уик-энд отсутствия Ливи я наконец-то познакомился с ее родителями. Бьянка и Кайл Уильямс решили нанести неожиданный визит.
Ливи чуть не расплакалась, и я не мог сказать, что винил ее.
Они были... ужасны.
Не поймите меня неправильно. Они любили Ливи, это наверняка было взаимно, но находиться рядом с ними было невероятно утомительно. Ее мать ходила взад и вперед, скулила, жаловалась и ворчала все время, пока была там. Она прочитала лекцию доктору Спеллман о важности аксессуаров даже во время работы. И в ту минуту, когда я снял куртку, ее губы скривились от отвращения. Ливи сошла с ума, когда Бьянка спросила, сколько татуировок я сделал в тюрьме. Женщина была несчастна, и, судя по рассказу Ливи, ей просто нравилось, когда всем остальным было так же плохо, как и ей.
Кайл Уильямс тихо сидел в углу с телефоном и переписывался, а прерывался только для того, чтобы оскорбить Бьянку, что, в свою очередь, злило ее еще больше. Никто не мог даже вставить и слова, потому что они спорили весь свой двухчасовой визит.
В какой-то момент их спор стал настолько громким, что стало уже не до смеха. Ливи хмуро посмотрела на меня с другого конца комнаты в попытке сохранить мир.
— Мы никогда не станем такими же. — Одними губами произнес я, после того, как преувеличенно перекрестил свое сердце.
Все ее тело обмякло, но губы изогнулись в улыбке. Ливи оставила попытки вмешаться и присоединилась ко мне на диване. Они продолжали препираться, пока мы участвовали в очень серьезном турнире по борьбе большими пальцами. Она выиграла, хотя я считал это нечестным. За эти недели разлуки я влюбился в Ливи еще больше, если такое вообще было возможно. Каждый вечер мы проводили по крайней мере час на телефоне, говорив обо всем на свете. Именно в это время я понял, как много о ней не знал. Вероятно, большинство ее поклонников победили бы меня в игре в пустяки о женщине, на которой я твердо намеревался однажды жениться.
Меня это устраивало. Я знал все важные вещи.
Мне пришлось спросить, какой способ приготовления яиц ей нравился, и к какой группе она принадлежала в старшей школе, но я знал, как рассмешить ее глупой шуткой и как заставить ее щеки покраснеть простым прикосновением.
Я знал ее сердце.
И то, что оно принадлежало мне.
Через тридцать дней, почти с точностью до часа, я приехал, чтобы забрать ее.
— О, Боже, Боже, Боже, — нервно бросила Ливи, как только я вошел в кабинет доктора Спеллман.
Я замер и настороженно посмотрел на нее.
Ее взгляд остановился на докторе Спеллман, прежде чем вернуться ко мне.
— Я в беде, не так ли? — спросил я.
Она покачала головой.
— У меня есть идея.
Если робкая интонация ее голоса и была каким-то признаком, то это был не очень хороший признак – даже если в ее глазах плясали искорки возбуждения.
Доктор Спеллман встала и направилась к двери.
— Я собираюсь оставить вас двоих наедине, чтобы обсудить эту ситуацию. — Она остановилась прямо перед дверью и бросила на меня многозначительный взгляд. — Выслушай ее, хорошо?
О, черт. Это нехорошо. Даже доктор в этом замешана.
— Садись. — Ливи потянулась и взяла меня за руку.
— Ты заставляешь меня нервничать.
Она улыбнулась, потянув меня вниз на диван.
Тогда я понял, что было намного хуже, чем просто плохо. Она не села рядом со мной. А перекинула ногу через мои бедра и устроилась на мне сверху.
— Не нервничай, — она наклонилась и оставила долгий поцелуй на моих губах.
Схватив ее за бедра, я ободряюще сжал ее.
— Выкладывай.
И она так и сделала.
— Я хочу выпустить альбом в следующем году.
Я закрыл глаза и откинул голову на спинку дивана.
— Что случилось с перерывом, Ливи?
— Я подхожу к этой части. — Она игриво ущипнула меня за сосок.
Однако я ни в малейшей степени не чувствовал себя игривым.
А был встревожен и расстроен.
— Тогда приступай к делу, — прорычал я, открыв глаза и снова ущипнув ее за сосок.
— Десять песен. Никаких крайних сроков. Когда получится, тогда получится. Никакой огласки. Не будет даже фотосессии для обложки альбома. Неожиданный выпуск. Никакого тура. Никаких интервью. Альбом будет говорить сам за себя. Хотя все они были действительно отличными пунктами продаж для меня — но, возможно, не для альбома, они не помогали решить мою главную проблему.