Матвееву отрезали ногу, но всякий раз хватался за какой-нибудь предлог и рассказывал о другом – о Жуканове, о Майбе, о дороге. Она слушала, молча глядя ему прямо в глаза, и Безайс смущался от этого взгляда, точно он лгал.
Наконец он измучился от звука собственного голоса. Тогда он замолчал, думая несколько минут, и сказал:
– Ему отрезали ногу ниже колена.
Она вскочила, как от удара.
– Отрезали? – крикнула она со всхлипыванием.
– Да, – сказал Безайс, – отрезали. Ниже колена.
– Ниже колена?
Безайс поднял голову. На её лице был ужас. Она не замечала, как у неё дрожат губы. Некоторое время они стояли молча, тяжело дыша.
– И теперь он… на одной ноге?
– На одной.
– А как же он ходит?
– На костылях.
Никогда в жизни он не чувствовал себя так скверно.
Она схватила его за руку и стиснула до боли.
– Это он послал тебя?
– Он. Ему хочется, чтобы вы пришли к нему.
– Но как же это вышло? Неужели ничего нельзя было сделать? Ты все время был с ним?
– Конечно, все время.
– И ничем нельзя было помочь?
Это было прямое обвинение. Безайса охватила мгновенная ярость. Он вырвал свою руку.
– Началось нагноение, доктор сказал, что без операции он умрёт.
Она села на стул: сверху Безайс видел её волосы, разделённые прямым пробором.
– Как это глупо, – сказала она, сжав руки и покачиваясь всем телом. – Именно его! Ведь вас было трое?
– Да.
– Ну, а сейчас? Он встаёт?
– Даже ходит немного.
Она помолчала, что-то вспоминая.
– Он совершенно беспомощный?
– Нет, конечно. Недавно он сам оделся.
Безайс сидел, ожидая чего-то самого тяжёлого. Он обвёл глазами комнату, потрогал себя за ухо и встал.
– Я пойду, пожалуй, – сказал он, не глядя на неё и вертя шапку в руках. – Вот теперь я вам сказал все.
Он вышел в коридор, натолкнувшись в темноте на впустившую его женщину, ощупью отыскал дверь, но потом вернулся снова. Она сидела, прижавшись грудью к столу.
– Я забыл дать вам его адрес, – сказал он. – Вы придёте сегодня к нему?
– Я приду завтра.
Он вышел на улицу и пошёл прямо, пока не заметил, что идёт в обратную сторону. Тогда он вернулся, прибежал домой и сказал Матвееву: «Завтра она придёт», – потом ушёл к себе, лёг в носках на кровать и долго курил. Он как-то не выяснил своего отношения к этой истории, и в его голове был полный беспорядок. Черт знает, что хорошо и что плохо.
Он думал о Матвееве, о Лизе, о самом себе, и было совершенно непонятно, чем все это кончится. Одно было ясно – девушки, как Лиза, встречаются не каждый день.
ОНА ПЛАКАЛА
На другой день Матвеев поднялся и, бодро стуча костылями, отправился просить у Дмитрия Петровича бритву. Кое-как он побрился и, сидя перед зеркалом, с удовлетворением рассматривал свою работу.
Насвистывая, он вернулся к себе в комнату, критически её оглядел и остался недоволен расстановкой стульев. С
полчаса он возился, громыхая стульями и поправляя оборки на занавеске, но потом устал и сел, тяжело дыша.
Он был в хорошем настроении, и весь мир улыбался ему.
Отдохнув, он пришёл в столовую и стал учить мальчиков играть на гребёнке с папиросной бумагой. Но потом пришла Александра Васильевна, гребёнку отобрала и загнала
Матвеева обратно в его комнату.
Пробил час, а Лизы все ещё не было. Время текло медленно, и он не знал, куда его девать. Безайса, по обыкновению, дома не было. Александра Васильевна принесла завтрак, и пока он ел, она стояла у дверей и расспрашивала, – есть ли у него мать, сколько ей лет и правда ли, что большевики и коммунисты – это почти одно и то же.
Она жаловалась на то, что Варя хочет остричь волосы. Она считала это глупостью и удивлялась, кому может нравиться безволосая женщина.
Но Лиза все ещё не приходила. Когда большие хриплые часы в столовой пробили три часа, Матвеев начал беспокоиться. Он взял костыли и отправился бродить по дому, с тоской и недоумением спрашивая себя, что могло её задержать. Он снова ушёл в свою комнату. Там он сидел до вечера, и с каждым ударом часов в нём росла уверенность, что она уже не придёт. Ноющая, точно зубная боль, тоска поднималась в нём, он начал думать, что с ней случилось какое-то несчастье. Эта мысль была невыносима, и, когда пришла Варя, ему хотелось сломать что-нибудь.
Она села рядом и начала говорить, что он должен больше есть, чтобы пополнеть.
– Ты скажи, – говорила она, – что тебе больше нравится.