Ловчий. Вполне верю.
Сумасшедший. Вот почему, сэр, я его и ношу. Это символ величия. Вокруг себя вы видите мои деяния. Si monumentum quaeris, circumspice [147]! Вы знаете латынь?
Ловчий. Не знаю я, сэр! Стыдно признаться.
Сумасшедший. В таком случае вы (скажу вам без оговорок) monstrum horrendum, informe, ingens, cui lumen ademptum [148]!
Ловчий. Сэр, вы, конечно, можете мне сказать все это без оговорок, а можете с оговорками и даже с ошибками — я все равно ничего не понимаю. Но если уж, как вы уверяете, я вижу вокруг ваши деяния, то мне страстно хочется знать, о каких именно речь?
Сумасшедший. Горе′, сэр, высится первое и главнейшее! Этот воспаривший минарет! Этот велико-лепный купол! Этот сказочно лучезарный...
Ловчий. Тот деревянный ящик?
Сумасшедший. Он, он, сэр! Мое творение!
Ловчий(помолчав). Сэр, он вас достоин.
Сумасшедший. А теперь чуть-чуть опустите очи и узрите мое второе детище. Ох, сэр, какое напряжение лба, столько стуков головой, сколько выдранных волос потребовалось для его создания!
Ловчий. Вы говорите об этой свежепробитой бреши?
Сумасшедший. Да, сэр. Мое творение!
Ловчий(после длительного молчания). А что еще, сэр? Горю желанием узнать о наихудшем.
Сумасшедший(яростно). А вот, а вот! Мое третье великое творение! Склоните, склоните ваши уши, ваши носы — любую часть тела, которую вам мало-мальски удобно преклонить. Видите вы тот двойной проем? Он маячит перед вами, высокий и узкий — простые и строгие очертания — сплошная кирпичная кладка посредине — а внутри чернь и чернота полуночи! Сэр, что он вам напоминает?
Ловчий. Склеп, сэр, и покойницкую.
Сумасшедший. У вас богатая фантазия, но это не склеп. Нет, сэр, вы видите перед собой железнодорожный туннель!
Ловчий. Да вы что!
Сумасшедший. Правда, правда. Следите за мной. Любовь, любовь, ты движешь миром. Общество движется вокруг самого себя. Кругами. Военное общество — военными кругами. Круги должны иметь центры. Военные круги — военные центры.
Ловчий. Не пойму что-то...
Сумасшедший. А вот! Сказали же наши Правители: Оксфорд да будет военным центром! А главнейший из них (с приятным лицом, но зато с каменным сердцем) подчинил его своему младшему сержанту (не помню, как его зовут; он ещё очень хорошо играет в карты, тем самым следуя заповедям одного великого мужа, который последний раз так отличился в Ирландии при игре в криббидж, что зрители такое не скоро забудут) [149]; а затем, сэр, этот великий Колледж, неизменно благоверный и благородный, выделил сей Квадрат под Железнодорожный Вокзал, чтобы войскам было куда прибывать. В этот Туннель будет вести рельсовый путь.
Удильщик. Но, сэр, я не вижу рельсов.
Сумасшедший. Терпение, сэр! Поношения рельсов мы ожидаем от публики. Колледжу лишь останется подготовить шпалы.
Удильщик. Значит, идея Туннеля...
Сумасшедший. Моя, сэр! О, фантазия! О, остроумие! О, богатая юмористическая жила! Когда пришла идея? В мороке полуночи. Что подало идею? Совочек для сыра. Как пришла идея? Приснилась в кошмаре. Внемлите — я расскажу вам. Постройте студентов в каре — и можете принимать звание каноника. Всю ночь мне грезились омары, в строгом порядке марширующие по столу. Что-то затрещало в пламени свечи — что-то звякнуло среди чайных чашек — что-то в невыразимом томлении затрепетало под каминным ковриком. Сердце подсказало мне, что нечто грядет — и нечто грянуло! Голос воззвал: «Совочек для сыра!» — и меня озарила Величайшая Мысль моей жизни! Поместив на каминную полку завалявшийся кусок сыра стильтон, как если бы он представлял собой вот этот выдающийся Квадрат, я отступил в дальний угол комнаты, вооруженный одним лишь совочком для сыра, и бесстрашно принялся ожидать слов команды. В атаку, Дегустатор, в атаку! Ну, стильтон, держись! Подскочив на месте, я с воплем ринулся через комнату и вонзил совочек в самое сердце врага! Повторим подвиг! Опять крик — еще прыжок — и еще одна полость на месте вывернутого куска сыра! Дело сделано!
Ловчий. Но ведь если, сэр, вы орудовали закруглённым совочком для сыра, то и эти полости должны быть округлыми.
Сумасшедший. Поначалу они и были таковыми, но, подобно непостоянной Луне, моему спутнику-хранителю, я по ходу дела изменил решение. О, восторг сего безумного момента! Я всё-таки разгадал Великий Секрет. Никогда, никогда! День за днем, неделю за неделей позадь дощатой загородки воссоздавал я это видение прекрасного. Мир жил своей жизнью и ни о чём не догадывался. Каково блаженство, когда вчера загородка была отброшена, и Видение стало Реальностью. В этот час триумфа я стоял у Врат Фомы и смотрел на проходящих мимо. Они взглядывали! Они вздрагивали! Они взвизгивали! У них щеки бледнели в завистливой дрожи! Резкие нечленораздельные слова горячечного восторга возносились от их уст! Что удерживало меня, что, спрашиваю я вас, удерживало меня от того, чтобы броситься к ним, схватить их в неистовые объятья и заорать в уши: «Это мое! Это мое! [150]»
Удильщик. Возможно, та мысль, что...
Сумасшедший. Вы правы, сэр. Мысль, что по-соседству находится психиатрическая больница и что уже две медицинские справки... Но я умолчу. Дело сделано. Давайте сменим тему. Сейчас там внутри разыгрывается музыкальное представление. Хотите послушать? Его дает наше собрание каноников. Ха-ха! Его даёт Капитул!
Удильщик. Сэр, я с удовольствием его послушаю.
Сумасшедший. Вы подвергнетесь вымогательству, сэр, едва туда войдете. Любовь, любовь, ты движешь шляпой! Пускаешь её вкруговую. Кладите денежки! Vivat Regina! Деньги не возвращаются!
Удильщик. Почём, сэр?
Сумасшедший. По входе.
Удильщик. То есть, почём за вход?
Сумасшедший. Сэр, а пойдёмте-ка вместе. О епископских сборах слыхали? Так епископам далеко до капитулов. О, я сам горю желанием видеть действие этого изящного механизма. Во-первых, шестипенсовик за пользование при вытирании ног железной сеточкой у входа. Затем пять пенсов за право выбора, через который из проёмов пройти к дверям. Затем несчастные три пенса за то, чтобы повернуть дверную ручку. Затем шиллинг с головы за допуск внутрь, или по полукроне с каждого, над которым по два главы. Только это явная несправедливость, ибо, изволите видеть, удвоение шиллинга дает...
Удильщик. Но ведь и случай, сэр, довольно необычный в природе.
Сумасшедший. И затем, сэр, пять шиллингов, чтобы посторожить ваш зонтик. Вот и получается, что посетители посообразительее норовят, перед тем как войти, спрятать свой зонтик, либо проглотив его (но это небезвредно для здоровья внутреннего «я»), либо засунув его себе сзади за жилет, где он так и торчит, упираясь в загривок — да это вы можете видеть и по мне, наблюдая некоторую жёсткость моих манер. Ну, прощайте, джентльмены, я иду слушать музыку.
Сумасшедший уходит.
Удильщик, Ловчий, Тьютор.
Ловчий. Он покинул нас; однако, думается мне, мы от этого не потеряли, ибо взгляни-ка: вон приближается еще один; одет он скромно и несет на голове Гофмановский лексикон, все четыре тома «ин фолио» [151].
147
Если ищешь памятника — оглянись
148
Ужасное чудовище — огромное, безобразное, лишившееся своего глаза
149
Правитель с гладким (glad) лицом, но каменным сердцем (stone) — это Гладстон, а человек, который хорошо играет в карты (play a card well) — Эдуард Кардуэлл, другой английский государственный деятель, в том числе на посту военного министра в правительстве Гладстона 1868 — 1874 годов, то есть в эпоху написания настоящего памфлета. На этом посту его сменил Гаторн Харди (см. памфлет «Динамика партийной горячки») из правительства Дизраэли (консерваторов); упоминание его имени здесь неслучайно: предложение сделать Оксфорд военным центром в самом деле ошарашило в те годы обывателей. Кроме того, в этом пассаже содержится намёк на события 1870 года, когда произошло отделение Ирландской церкви от государства. Криббидж — очень распространённая в Англии XVIII — нач. XIX вв. карточная игра, сродни бриджу и висту.
150
Деревянная загородка, скрывавшая работы по созданию прохода в Оксфордский собор сквозь здание Колледжа напрямую из прямоугольного двора Том Квад, была убрана 19 марта 1873 года, то есть за день до встречи Удильщика и Ловчего с Джиби у декоративного бассейна «Меркурий».
151
Скорее всего, имеется в виду «Всеобщий лексикон» Иоганна Якоба Гофмана Базельского (1635—1706). Выражение «ин фолио» означает книгу, напечатанную в полный лист, т.е. очень большого формата. «Всеобщий лексикон» немецкого автора был написан на латыни, то есть древнем языке, трактовал о материях древних и новых вперемешку, и его нарочитое упоминание вкупе с пародийным указанием на «классическую древность» окружающих наших собеседников строений, уже изувеченных новоделами, а также на штудии о древностях современных немецких учёных в первой части настоящего памфлета (ведь уже ждала своего часа знаменитая «Германская мифология» Якоба Гримма) представляет собой если не сатиру, то вышучивание. Так Черепаха Квази рассказывает, что преподавателя классических языков она в своей подводной школе не посещала, а преподавал тот «Laughing and Grief» (вместо «Latin and Greek» — ‘латыни и греческого’), то есть не что иное как ‘смех и грех’. И так в профессорских большинства оксфордских колледжей в то время велись споры касательно необходимости обучения немецкому языку в процессе постижения наук.