Стивен ничего не ответил. К ним направлялась его жена.
Шэрон уже поздоровалась с Уиверспуном, когда он пришел. Сейчас же, улыбнувшись им обоим и в знак благорасположения чуть поведя бедрами, сказала, что хотела узнать, хорошо ли им тут.
– Хорошо-хорошо, дорогая, спасибо, – сказал Стивен, однако в ответ не улыбнулся.
– Видите, Генри, какие у меня в этом году чудесные гиацинты? – спросила Шэрон. – Уже, конечно, перестояли немного, но все равно – такая прелесть!
– Нам, Шэрон, не до твоих гиацинтов, – сказал Стивен. Супруги с ненавистью переглянулись. – Мы разговаривали.
– Я позову, когда ужин будет готов, – отрезала она и развернулась на каблуках.
Стивен проводил уходящую фигуру таким взглядом, будто в бренной своей жизни заблудился в сумрачном лесу, потеряв спасительную тропинку.
Оба приятеля теперь молчали. Стивен уставился на траву, кою попирали его элегантно обутые ступни.
Он нарушил молчание, заметив, что на ужин приглашен еще Джереми Сампшен.
– Писатель, – прибавил Стивен.
– Сампшен? Не слыхал про такого.
– Он не из тех, Генри, кого ты читаешь. Он триллеры пишет.
Уиверспун хрюкнул – видимо, сдавленно хихикнул.
– Господи сохрани мои носки хлопчатобумажные… Триллеры у нас в Феррерсе? Докатились! Он, чего доброго, начнет развлекать нас за ужином своими сюжетами…
– Говорят, один из них, под названием «Копилка», собираются экранизировать.
– О, даже если одно название экранизируют, можем быть покойнички…
Стивен лишь улыбнулся; порой он находил своего гостя чересчур докучливым.
Вскоре пришел Джереми. Поначалу он оробел от грозной внешности профессора Уиверспуна, но после бокала вина несколько приободрился.
Вечер в Особняке прошел на славу. Мужчины беседовали. Шэрон помалкивала. В саду лишь пение птиц нарушало тишину и покой. Сумерки нахлынули, как легкое дыхание, принеся уют в старый дом, а там уже ночь поглотила новоустроенный холм вместе с гиацинтами Шэрон.
В холле – эстампы Джона Лича, его сцены из охотничьей жизни; в поместительной столовой кое-что поинтереснее. Высокие свечи в серебряных подсвечниках мерцали на столе, слабо освещая картины на стенах: вон Вламинк, вот пыльно-золотистый Редон, а вон там сверкающая красками деревенская сценка дальнего родственника Стивена, Макса Пехштейна, немецкого экспрессиониста. Сразу видно, что Стивен питает слабость к ярким цветам, а вкусы его эклектичны. В дальнем углу висело то, что в пику ему выбрала Шэрон: Ингрэм, гравюра на стали в хогартовской рамке, изображавшая Рэдклиф-Камеру – оксфордскую библиотеку.
Шэрон, Стивен, Генри и Джереми с бокалом портвейна в руках сидели и разговаривали на удобных стульях с высокой спинкой. Джереми был дружен с Боксбаумами, даже нередко заходил к ним без приглашения, иногда спрашивал, нет ли чего съедобного, и супруги охотно его подкармливали.
Ужин завершился, однако они все не вставали из-за стола, а раскованно беседовали, хотя ничего важного или серьезного не говорилось. Шэрон курила сигарету.
– Я вам так признателен, что вы меня привечаете, – сказал Джереми, взяв последний кусок овернского сыра «сент-агюр». – Я иногда сам готовлю, но результаты чудовищны. И моя вторая жена, та самая Полли Армитидж, которая сейчас пытается меня доконать, она тоже кошмарно готовила. У нее вечно будто не мясо было, а шпинат…
И он скорчил постную гримасу, чтобы показать, как плохо это сказывалось на его пищеварении.
– А шпинат что напоминал? – поинтересовался Стивен.
– О-о, ряску в пруду…
Шэрон спросила у Джереми про его первую жену.
– А-а, Джой Лэнгдон… точнее, Джой Сампшен, она была блистательна. Не будь я таким глупым в молодости – хотя я и по сей день не отличаюсь благоразумием, – не надо было расставаться с Джой. Но я решил, раз пишу триллеры, мне полагается быть безрассудным. Вообще-то нехорошо я себя повел. И вот, сами видите, до чего докатился!
– Да уж, до нашей деревушки. Вот ужас!..
Все рассмеялись, а Генри Уиверспун, подавшись вперед, спросил Джереми, зачем тот пишет триллеры.
– Трудно сказать… Платят хорошо. Даже очень. А мне, видно, нравятся не свои сильные ощущения.
– Ах, господи сохрани носки мои хлопчатобумажные… кому сегодня еще нужны сильные ощущения? Во всяком случае, не в моем возрасте. Писали бы, как Алан Силитоу,[12] про рабочий класс.
– Нет уж – я и без того рабочий класс.
12
Алан Силитоу (р. 1928) – английский писатель. Уже первый роман «В субботу вечером, в воскресенье утром» (1958) предопределил основное направление его творчества: изображение героев-рабочих, восстающих против рутины повседневного существования