Он весьма поспешно вскочил, распахнул двери и попытался выгнать бабочку, пока та не изнурила собственные силы. Усилия его были вознаграждены: бабочка, словно отлетающая в мир иной душа, нашла себе путь из церковного полумрака в яркое и холодное сияние мира потустороннего.
Стоя на паперти, Робин увидел, что к нему по кладбищу медленно шагает Джудит Мэйз с новорожденным в руках. Робин бодро ее приветствовал. Джудит протянула ему спящего младенца – чтобы осмотрел. Отцу Робину хватало поводов попрактиковаться в выражениях восторга над очередным новорожденным, так что он и Джудит не разочаровал.
– Так ты, Джуди, пришла помолиться за душу сына? Она хотела бы, чтоб отец Робин крестил новорожденного, объяснила Джудит. Она сама так давно не бывала в церкви… ну, вообще-то была последний раз на Рождество, пела хоралы, но это совсем другое дело, и церковь была набита битком. А сейчас она хотела пропитаться ее атмосферой.
Отец Робин пригласил ее внутрь. Сам же остался на паперти, ждал, когда сможет закрыть дверь на замок. Терпеливо ждал. Стоял и смотрел на могильные камни, выглядывая проклятых этих плоских червей, – и неясная тревога заволокла горизонты его разума.
Когда Джудит наконец вышла, он опять отправился внутрь. Вынул фонарь, который лежал в выдвижном ящике кафедры, откуда читались проповеди, и опустился на колени у основания алтарной арки. Сдул пыль с затертой надписи на камне. Дата вытесана римскими цифрами. Вся в зазубринах – может, поцарапали, изымая из фундамента и устанавливая в основание арки. Даже при свете фонаря было трудно прочесть буквы. Столько лет прошло с тех пор, как историк церкви, глубокий старик, обследовал камень и объявил: дата на камне – 503. Его суждение никто никогда не ставил под сомнение.
– Ох, боже милостивый! – воскликнул Робин. – Это же совсем не 503… Это же 602! Господи, не может быть… Просто не может быть. Ах ты, черт возьми! – Он тут же осекся: – Прости, Господи, меня, грешного! Я нечаянно.
И стукнул себя по лбу.
Поверхность у камня неровная. Трещины и сколы мешали разобрать надпись. Особенно трудно прочесть вторую букву, однако, судя по расстоянию между буквами, на камне значилось DCII, а вовсе не DIII.
Отец Робин был не большой знаток истории церкви. Святой Августин написал трактат «О граде божием» в 411 году – это легко запомнить,[20] – сразу после того, как Рим разрушили какие-то племена. Под водительством Аттилы? Нет-нет, Алариха. В пятом веке Онориус вывел из Британии последний римский легион, после чего все перепуталось – по крайней мере у отца Робина в голове. Он всегда полагал, что в Британии римляне не только построили хорошие прямые дороги, но и ввели классовое общество. Высшие слои наслаждались банями, тогда как нижние чистили уборные. Такое устройство общества оказалось до того популярным, что так и закрепилось в неприкосновенности навсегда.
В 503 году на месте его церкви наверняка еще стоял кельтский храм. До него – языческое капище. К седьмому же веку Святой Августин добрался и до Британии: тогда повсюду стало распространяться христианство. Так что, если подумать, 602 год – дата куда правдоподобнее.
Из чего следовало, что празднование полуторатысячелетии церкви надо бы отложить еще на целый век…
О, нет-нет, Господи! Отец Робин с болью в сердце оглядел тускло светящийся интерьер. Пора делать дорогостоящий ремонт: колокольня покосилась, колокола того и гляди рухнут.
И, разумеется, через сто лет его тут уже не будет.
Он выключил фонарь и встал на колени перед алтарем. Он пылко молился, прося Господа наставить его на путь истинный. Хочет ли Господь, чтобы он, Робин, незамедлительно сообщил приходу, какова истинная дата постройки церкви? Или же, наоборот, Господь предпочел бы, чтобы Его Обитель была довольно скоро отреставрирована? Может, хотя бы контрфорс поставить, Господи? Чтобы укрепить колокольню? В любом случае, ошибку эту с датой, совершенно понятную, сделал не теперешний служитель Господа Нашего, так ведь? Отнюдь не я, Твой покорный слуга, создал эту ситуацию, не меня и винить. Не введи нас в искушение, Господи. Хотя…
Разве не лучше ему помалкивать про свое открытие?
Зрение его подводит. Он ведь и сам мог ошибиться?
Отец Робин закончил молитву. Глаза прикрыты, руки стиснуты, губы поджаты.
В церкви воцарилась полная тишина – суровая, глубокая, исполненная праведных дум…