Выбрать главу

Когда ее полова оказалась на одном уровне с порогом, дверь распахнулась, и молодая женщина спросила:

– Что тебе хочиш?

Пенелопа поднялась еще на ступеньку и остановилась. Она узнала Заданку: перед ней была не знакомая опрятная девушка, а босая баба со спутанными волосами, в каком-то подобии восточного халата с яростным фруктовым орнаментом.

– Ах, Заданка, здравствуй! Это я, Пенелопа. Можно зайти?

Вся эта информация ни в коей мере не смягчила Заданку.

– Что тебе хочиш? – повторила она.

Из комнаты за дверью мужской голос спросил, кто пришел.

Заданка быстро ответила на каком-то иностранном языке, и мужчина велел пригласить гостью.

Тогда Заданка кивнула Пенелопе:

– Ходи.

Пенелопа вошла в комнату, которая явно выполняла функции целого дома. У окна приткнулись столик и стул с прямой спинкой. В одном углу небольшой комоди раковина, в другом железная кровать, на которой возлежал чернокожий мужчина. На нем была выцветшая полосатая рубашка и не менее выцветшие джинсы. Он был босой. Пенелопа отметила, до чего нежно-розовый оттенок у его подошв.

Она смутно встревожилась, перестав понимать, что к чему.

В комнате валялись тарелки и одежда. Из кастрюльки на плитке валил пар, который воодушевляюще пах соусом карри.

Мужчина сел на постели, хмуро уставившись на Пенелопу.

– Чем мы можем быть вам полезны? – спросил он. – Я вас что-то не припомню.

– А я вас, – сказала Пенелопа, глядя на Заданку.

Та мрачно проговорила:

– Что, гнать пришел? Вон, да?

– Нет-нет, Заданка, что ты! Меня вполне устраивает все, что ты для меня делаешь. Я пришла заплатить Я же забыла сегодня оставить деньги на сушилке – я думаю, ты заметила.

Мужчина свесил ноги с постели, поскреб загривок.

– О, это же совсем другое дело, когда заплатить хотят. Жить на что-то надо. А жизнь штука крутая, вот уж правда… Я могу вам, леди, предложить что-нибудь выпить?

Пенелопа и ответить не успела, как Заданка выпалила:

– Не был я. Не ходил твой дом.

– Почему, Заданка? А-а, понимаю: я слишком мало тебе плачу. Из-за этого, да?

Та лишь молча помотала головой. Яростные фрукты заколыхались на халате.

– Нет. Мама умер. В Пржибраме. Далеко…

Едва выговорив это, Заданна закрыла лицо руками и зарыдала, раскачиваясь всем телом. Мужчина подскочил к ней, обнял, прижал к себе, стал ласково гладить, тихонько утешая.

– Ну что? Что, У-У? Такой я! Как быть? – прорывалось между рыданиями.

Мужчина, которого она назвала «У-У», объяснил Пенелопе через Заданкино плечо, что мать Заданки довольно долго болела. Недавно у нее началось воспаление легких, у Заданки не было денег поехать в Чешскую республику, чтобы ухаживать за матерью. А вчера вечером позвонила сестра и сообщила, что мать умерла.

Пенелопа попыталась было выразить Заданке соболезнования, но та вдруг завыла – точно волки воют зимней ночью. Снизу тут же забарабанили в потолок.

– Я могу чем-то помочь? – спросила Пенелопа.

– Да нет, дорогая, что вы, – широко улыбнулся У-У. – Ничего. Заданка придет в себя. Я с ней побуду, утешу. Я вон готовлю кое-что, чтобы хоть поела. А вы уж идите, ладно?

– Я все же оставлю деньги, если вы не против, – сказала Пенелопа, выкладывая купюры на стол.

– Ш-ш-ш, золотая моя. Во всем мире матери рано или поздно умирают. Что поделаешь: так бог велел. Иначе на свете было бы полным-полно древних старух, а это ведь тоже не дело… Ну-ну, ш-ш-ш!..

Но Заданка завыла еще громче, будто утешения У-У только открывали свежие раны. Он повернулся к Пенелопе, опять широко улыбнулся:

– Вы уж нас извините. Когда мать помрет, любому от этого совсем хреново делается. Вы не думайте, она скоро придет в себя. Просто ей поплакать нужно.

Почти шепотом Пенелопа спросила его, не хочет ли Заданка поехать в Чехию. У-У отвечал путанно: что-то вроде того, что они с матерью и там беженцами были, а на самом деле они вроде бы из Черногории, хотя родом еще откуда-то с Балкан. Он в результате признался, что совершенно ничего в тех местах не понимает. Да и не должен, подумала Пенелопа.

– Ох, у нее столько всего на сердце, – серьезно сказал он. – Горя она там хлебнула всюду…

И по-особенному взглянул на Пенелопу, будто удостоверяясь, поняла ли она, что он имел в виду.

Ей стало невероятно стыдно. На глазах у нее выступили слезы.

– Простите меня, – прошептала она. – Не стоило мне вторгаться.

Она протянула руку. Мужчина принял ее. Его рукопожатие было теплым и нежным. Но когда улыбка иссякла, в лице его застыла неизмеримая скорбь.

Вернувшись домой, Пенелопа остановилась в прихожей и прислушалась. Наверху тихо. Беттина, должно быть, рисует у себя в комнатушке, а Иштар спит рядом. Каблучки полусапожек зацокали по плитке, Пенелопа отшвырнула с дороги какую-то очередную игрушку и вошла в кухню налить себе водки. Включила радио. Кто-то талдычил про проблемы израильской молодежи. Она выключила радио и начала бродить по тесной кухне кругами. Открыла заднюю дверь и вышла в садик, рассеянно глядя по сторонам. Ее ноздри уловили запах кошек, который перебивал томительный аромат жасмина.