Первой пошла на примирение я. Впрочем, как всегда.
— Я поеду за вами. По дороге постараюсь узнать что-нибудь полезное.
Стас с облегчением перевел дух: ссориться он не любил, а мириться не умел. Да и признать, что я ему нужна не просто как друг, а незаменимый в данном случае помощник в работе… Для подполковника милиции это было бы уже чересчур.
Я старалась держаться как можно ближе к оперативной машине, «отсекать» мысли ненужных мне сотрудников Стаса, его самого и Карабаса, наконец. Меня интересовал только Василий, точнее, картинка. Которая не могла не нарисоваться в его перевозбужденном сознании. И она нарисовалась…
Вечер в каком-то ресторане. Шумный вечер, кажется, праздновали день рождения кого-то из его коллег. Красивые девочки без комплексов, две из них — рядом с Василием. Ну, понятно, пустили по кругу пару косячков. Шампанское… это после полулитра, примерно, водки. Внезапное желание «покатать девчонок с ветерком» по ночной Москве. Первая подвернувшаяся возле ресторана машина: отключить сигнализацию и открыть дверцы для Василия было плевым делом, даже под солидным кайфом… Так, погнали наших вороных… Пустой перекресток, откуда-то вдруг возникшая человеческая фигура, глухой удар, фигура отлетает в сторону и исчезает. Визг девчонок. Машина продолжает мчаться вперед, пока ее движение не останавливает опора светофора. Удар, скрежет металла…
Следующая картинка — уже в камере, по-видимому, СИЗО. Человек, «увидеть», которого мне никак не удается, спокойно и размеренно внушает Василию:
— Вы уберете этого субъекта — и будем считать, что ни угона машины, ни сбитого насмерть человека, ни аварии не было. Вам просто нужно быстро и незаметно ликвидировать человека, который зашел слишком далеко. И — свободны. На службу сообщения не поступит, из-под стражи вас выпустят. Решайте сами: солидный срок и исковерканная жизнь — ваша жизнь, или удачный выстрел — и все продолжается по-прежнему.
— Но меня могут засечь…
— Могут. Но никогда не смогут опознать. Впрочем, это уже не ваш бизнес. Вы принимаете условия?
— Подумать…
— Пять минут. После этого срока предложение аннулируется…
«Картинка» задрожала, размылась и исчезла. Не потому, что Василий перестал думать: кто-то поставил заслон между мною и его мыслями. Что ж, этого следовало ожидать. Судя по всему, я влезла туда, куда мне влезать было не положено. Пока меня только предупреждали, ведь я ничего фактически не нарушала. Но еще один неверный шаг…
— Я сдаюсь, — громко и четко сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Нарушать правила не собираюсь. Объясните, что происходит.
И мне объяснили…
Мамочка сидела у меня на кухне, курила тонкую длинную сигарету в тонком длинном мундштуке и смотрела на меня не слишком одобрительно. Меня ее одобрение-неодобрение мало беспокоило, гораздо больше мучило любопытство: с чего вдруг этот совершенно внеплановый визит? И еще беспокоило, что при довольно ограниченных размерах кухни мамочкина длинноствольная сигарета может прожечь дырку в обшивке стены или в занавеске.
— Ты едва не переступила черту, девочка, — сказала она наконец. — Понимаю, клубок запутался слишком туго, чтобы им можно было просто пренебречь. Никто же не думал, что этот… финансист отравит свою любовницу. Впрочем, он же не мог просто стереть ее память.
— Почему финансист? — изумилась я. — Он что, какими-то финансами занимался?
— Ну, вроде того, — уклончиво ответила мамочка. — В подробности меня тоже не посвящали. Но он взял себе слишком много и не у тех, у кого можно было брать. Нарушалось равновесие…
Темнила мамочка что-то, ох, темнила! Ради того, чтобы сообщить мне о чьих-то сомнительных денежных махинациях, она вряд ли пустилась бы в утомительное путешествие. Что-то тут было еще, но что именно?
— Равновесие? — переспросила я. — Какое именно?
— Я устала, — снова невпопад ответила мне мамочка. — Ну, омоложусь еще пару раз, сменю имидж, найду нового мужа… Надоело. Я хочу внучку!
— Захотелось понянчить младенца? — усмехнулась я. — Меня в свое время бабушке спихнула, теперь опомнилась?
На прекрасном, алебастрово-белом лице появилось выражение огромного изумления, изумрудные, чуть раскосые глаза широко распахнулись:
— Я не собираюсь нянчить никаких младенцев. Мне нужна свобода!
— И что ты хочешь от меня? Ты же знаешь, я не могу…
— Все ты прекрасно можешь, — нетерпеливо перебила меня мамочка. — Просто не хочешь, потому что думаешь только о себе, а подумать обо мне тебе в голову не приходит.